Уполномоченный по правам ребёнка в Липецкой области Юрий Таран — о смертельных опасностях в интернете

В Липецкой области 11 и 14 июня покончили самоубийством двое детей: 15-летняя девочка и 16-летний мальчик. Они дружили. Чудовищная трагедия никого не оставила равнодушным: чтобы узнать, что делали в регионе, чтобы такого не происходило, и какие меры принимаются теперь, GOROD48 поговорил с Уполномоченным по правам ребенка в Липецкой области Юрием Тараном.

- Смерть любого человека, тем более ребёнка — это трагедия, - начал беседу Юрий Таран. - По этическим соображениям я не могу подробно обсуждать какие-то детали. Что на сегодняшний момент мы знаем? Мы знаем, что произошёл суицид, и один случай связан с опасными «играми», которые распространяются в интернете. Следователи устанавливают причинно-следственные связи, но насколько мы понимаем, во втором случае наиболее вероятная причина — это межличностные отношения.

- Подростковая любовь?

- По всей видимости, да. Сегодня компетентные органы проводят большую работу — о ней они будут говорить сами. Что сегодня становится ясно: ни педагогическая, ни родительская общественность пока не могут противостоять вызовам интернета. Мы все по-прежнему считаем, что если наш ребёнок сыт, одет, в целом послушен, хорошо учится, то у него нет больших проблем, что в зоне риска асоциальные, неблагополучные семьи. Но беда подстерегает детей и их родителей даже в благополучных семьях: ребёнок внешне счастлив и спокоен, но какие-то силы затрагивают его виртуальное пространство. Как сегодня в любом городе или селе есть опасные районы, так сегодня в интернете есть кибер-подворотни,чёрные зоны, в которых очень много негативного контента. И родителям сегодня надо учиться воспитывать детей, когда рядом появился мощный ресурс в виде интернета. Учиться с ним сосуществовать и встраивать его в повседневную жизнь. И особенно сложно поколению родителей, которые выросли без гаджетов и социальных сетей. Сегодня мы понимаем, что это вызов всему обществу: один социопат берёт оружие и идёт убивать детей в школу, второй садится за компьютер и совершает преступления дистанционно, возможно никогда лично не общаясь со своей жертвой.

- Ответы этому вызову какие?

- Первое — это доверие и любовь в семье! Часто слышу от родителей, что они тратят почти всё своё время на зарабатывание денег и на внешнее благополучие ребёнка. Но должно быть доверие! Со всеми проблемами, которые для ребёнка важны, дети, прежде всего, должны идти к родителям, а вот здесь мы часто видим стену. Не понимает мама, что дочь может очень переживать из-за какого-то дефекта внешности, потому что мама уже это пережила, и считает, что к 20 годам всё изменится, а для девочки в 14-15 лет — здесь и сейчас это самая важная проблема! Или подростковая любовь, или травля со стороны одноклассников, или проблемы с успеваемостью, или просто непонимание с учителями, или проблема жизненного поиска. Почему сегодня есть телефоны доверия и они пользуются спросом? Потому что ребёнок не может доверить свои тайны, свои проблемы самым близким: родителям, родственникам, друзьям и учителям.

Вторая проблема: доверие в школе. Безусловно, сегодня институту классного руководства нужно перестраиваться. Классный руководитель должен адекватно чувствовать себя в интернет-пространстве. Что греха таить, педагоги порой слабо ориентируются в социальных сетях. И мы прекрасно понимаем, что у детей сегодня есть аккаунты для родителей и есть их некая частная жизнь, которая не афишируется. Но это было всегда! Были тайные дневники, которые прятали «под подушку», были любовные записки и так далее. Надо менять работу психологической службы. В Липецкой области за последние три года количество психологов в школах увеличилось. Но дети в 21-м веке погружены в колоссальный поток информации. Значит, нам необходимо с ними по-другому работать. Привычные методы воспитания и обучения, которые были 20-30 лет назад, сегодня перестают быть эффективными. Поэтому сегодня психологическая служба должна работать и на диагностику, и на коррекцию, и на реабилитацию. Надо наращивать психологическую компетенцию у классных руководителей. Самое печальное, в последние годы много случаев, когда родители жалуются, что нет контакта с классным руководителем: педагог в хороших отношениях с половиной класса, а с другой половиной зачастую конфликт. А любому ребёнку нужно кому-то довериться. Если такого человека нет — его место занимает тот, кто общается с тобой через экран гаджета. Это страшно. Я недавно гулял в парке Победы с внучкой и смотрел на гуляющих: дети катаются на самокатах, велосипедах — мамы и папы в телефонах. Они не видят своих детей, не любуются, не восхищаются, не общаются с ними. Мы сами взрослые культивируем этот гаджет.

- Про доверие. В соцсетях активно обсуждают, что о своих намерениях погибшая девочка успела рассказать, но никто не принял угрозу всерьёз. Или информация просто не дошла до взрослых?

- Ориентироваться на анонимные слухи, которые всплывают в соцсетях, неверно. Оценку пусть дают соответствующие органы. Это то же самое, как по казанскому стрелку — он тоже что-то выложил в соцсетях, но или он сделал это поздно, или никто не увидел.

- Так, может, силовые структуры не дорабатывают? Когда погиб уже второй ребёнок, утром родительские чаты завалили сообщениями от учителей с памятками и рекомендациями для родителей: проверьте аватарки, посмотрите на руки. Даже скриншот опасной группы зачем-то прислали. Почему это всё не было сделано раньше, до трагедии? Я так понимаю, это та группа, в которой девочка состояла?

- По моей информации, да. Но я в этом вопросе призываю учителей и родителей соблюдать грань, чтобы мнимое предостережение и профилактика не переросли в рекламу и пропаганду. Ведь, как известно, «запретный плод сладок».

- У группы — странный символ, узнаваемое после многочисленных публикаций в СМИ название «Синий кит». Почему эту или другую группу нельзя было выявить раньше по тем же ключевым словам и заблокировать?

- Эту конкретную группу заблокировали. Сегодня очень много различных предложений, игр, квестов, викторин в интернете. Само по себе понятие «синий кит» или какое-то другое — оно ни о чём не говорит. Здесь должны разбираться и юристы, и представители, которые занимаются проблемами кибербезопасности — как это всё идентифицировать? Что это за маркеры, признаки, по которым можно определить опасность? Это и есть главная проблема. Ребёнок, который увлекается сатанизмом, склонен ли он к каким-то опасным действиям? Возможно. А возможно, это просто эпатаж. Если девочка или мальчик три раза в год меняет цвет волос или склонны к пирсингу — свидетельствует ли это об опасности? Опять тяжело определить. Раньше мы понимали, что если у человека появляются наколки, тату — это склонность к криминальной субкультуре, сегодня уже нет. Что касается соцсетей: здесь нужно объединяться всем миром, нужно приучать детей к некой кибергигиене.

- То есть вы призываете родителей: увидите что-то подозрительное в сети — пожалуйтесь? А куда жаловаться: учителю, в полицию?

- Да. Есть телефоны доверия, комиссии по делам несовершеннолетних, полиция. В любом случае, надо определить: это игра или есть опасность в перспективе. Очень много детей проводят время в интернете во всевозможных играх. Нельзя всё запретить! Игра — это часть человеческой культуры. Надо посмотреть на совокупность факторов: если у человека резко меняется поведение, если он за полгода стал раздражительным, нервным, или наоборот успокоился, стал положительным, если человек поменял круг общения или говорит о навязчивых идеях и эта идея связана с насилием — это повод задуматься. И самое главное: дети, подростки должны стать нашими союзниками. Они должны сигнализировать. Нельзя всё это не воспринимать всерьёз. Плохо, что в подобных случаях ни у детей, ни у взрослых не возникает ощущение, что человек стоит на пороге большой беды. Несколько лет назад во многих регионах страны молодёжные организации создали кибер-патрули. Они на добровольных началах мониторили соцсети и в случае опасности сигнализировали в соответствующие структуры. В Тульской области, в Белгороде они работают и сегодня. У нас же такой практики больше, по моим сведениям, нет. А жаль! Кроме того, мы сегодня поставили вопрос, что нам нужен позитивный контент, который необходимо формировать в том числе и технически — должна быть возможность моментального отключения опасных групп. Возможно, требуются изменения в законодательстве.

- В сфере СМИ законодательство в этом вопросе достаточно жесткое. А вот с соцсетями и мессенджерами пока не так.

- Да, бесконтрольных, анонимных чёрных сообществ в интернете достаточно много. Мы должны смириться, что интернет — это не только благо, это и зло. Но если раньше родитель прятал какие-то книжки, которые ребёнку рано читать, на верхнюю полку, видеокассету — в дальний угол, то сегодня уже ничего не спрячешь. Эта вседозволенность — она и ломает психику детей. Ребёнок может совершенно случайно, зайдя на какой-то сайт, получить совсем не ту информацию, которую хотел найти.

- Всплывшая на предсмертном видео девочки цифра в 105 детей в Липецкой области, которые состоят в опасной группе, вас напугала, стала для вас личным вызовом? Вы ищите этих детей?

- Конечно, я серьёзно обеспокоен! Но я бы не стал слепо верить подобным цифрам. Всё, что появляется в такой эмоциональной ситуации, нуждается в серьёзной экспертной оценке и проверке. В этом направлении проходит работа. По понятным причинам, её не комментируют. Но такая работа проводится не только в Липецкой области.

- К родителям обратились: проверьте соцсети, руки. Был ли обратный отклик с их стороны? Нашли какие-то детей из групп риска? Или это всё это только для галочки: учителя разослали памятки, а родители отписались, что никто в опасных группах не состоит, символов на руках не рисует?

- По-разному. Могу сказать, отклики есть. Только вместе родитель, педагог, силовые структуры могут понять, есть ли опасность. В некоторых случаях родители изначально не верят, что его ребёнок может что-то сделать плохое с собой и другими.

- Я считаю, часто родители не воспринимают угрозу всерьез, потому что кроме как с помощью памяток о ней не рассказывают. Многие не верят в опасность из интернета, в эти самые пресловутые «группы смерти».

- Всегда каждого человека, особенно подростка, окружала различная опасность. Родителям не надо бояться обращаться в школу, в комиссии по делам несовершеннолетних, не надо бояться, что на вашего ребенка сразу наденут какой-то ярлык. Здоровье, жизнь и безопасность — превыше всего.

- А кроме обращений к родителям есть какой-то инструмент, чтобы повально всех детей проверить? Например, утром в лагере построить и попросить всех показать руки… Или подобные радикальные меры ограничивает закон?

- В детской и подростковой среде то, что запрещено — часто и привлекательно. Поэтому, наоборот, можно навредить, сделать рекламу. Надо быть предельно острожными! Дети по-разному выражают себя. И порой за этим не стоит глубокого смысла.

- Как думаете, в районе, где за неделю произошли два суицида, полетят шапки, кого-то накажут?

- Винить кого-то вряд ли можно.

- То есть нарушений там нет, как иногда всплывает: семьи неблагополучные, а за ними не наблюдали, работу не вели?

- Нет. В семьях в целом всё было хорошо. А неполная семья в наше время уже не повод для беспокойства. И семья и школа во многих случаях друг другу не доверяют. Хрестоматийный пример: учителя жалуются, что ребёнок курит, а мама отрицает: дома же ребёнок не курит. В результате ребёнка упускают.

- За последнее время в Липецкой области на слуху были 4 самоубийства подростков: помимо двух в Долгоруковском районе, ещё были случаи в Чаплыгине и Липецке. Это вспышка?

- Мы можем говорить, что на сегодняшний момент ситуация тревожная. Рост идёт. Поэтому надо реагировать, что и делают сегодня органы профилактики, общественность и власть. Все эти случаи разные. Но в основе лежит одно: ребёнок со своими проблемами остался один на один.

- Двое погибших детей в том числе боялись не сдать экзамены, не оправдать надежд. Может это повлиять на политику в сфере образования, не отменят у нас совсем оценки или что-то ещё придумают?

- Это трагедия конкретной семьи. А в жизни человеку не только школьные экзамены сдавать. Они нужны для того, чтобы поступить в вуз — в вузе есть экзаменационная сессия. А потом человек захочет получить водительские права — там тоже экзамены. Потом он будет работать и ему потребуется проходить аккредитацию и аттестацию. Испытаний много. ЕГЭ уже доказал свою состоятельность. Его можно совершенствовать, реформировать, но главное — он уравнял права детей на образование. По одним и тем же заданиям сдают вся Россия в один и тот же день, и благодаря этому дети из провинции могут поступит в престижные вузы. Требований к детям и других много: чтобы хорошо учился, чтобы помогал. Подросткам это не нравится. Поэтому надо найти золотую середину: чтобы, с одной стороны, не воспитать лентяя, который сядет тебе на шею, с другой стороны — не перегнуть палку и не снизить у ребёнка самооценку до нуля.

- Вы за оценки?

- Да, конечно. Оценка всегда будет: но она может быть словом, цифрой, другим символом. Но без оценки сегодня никуда.

- Фото и видеоматериалы, которые вспыли в сети после гибели девочки, на ваш взгляд, представляют опасность для детей?

- Конечно.

- На видео телефон держит человек в резиновых перчатках. Нет ли у вас претензий к следователям?

- После казанской трагедии было то же самое. Всякая подобная информация: вербальная, фото, видео не должна уходить и выкладываться. Конечно, это наносит вред психике.

- Будет ли заявление в прокуратуру со стороны вашего аппарата, претензия, почему это происходит?

- Вы абсолютно правы. Мы готовим соответствующие запросы.