4 истории из «красной зоны»

Каково это – работать и лечиться  в «красной зоне» Липецкой областной инфекционной больницы - рассказали врачи, пациент и журналист.

Наталья, журналист, побывала в «красной зоне» по редакционному заданию

До сих пор помню эти белые больничные стены через зеленые очки. Зона, где выживают и умирают, где спасают жизни и обретают ее смысл.
В коридорах предупреждающие объявления: выход в грязную зону, вход без спецодежды запрещен. В раздевалке, куда мы зашли сначала, на полках — комбинезоны разных размеров. Одеваться помогает второй человек.



Защитные костюмы, маски, перчатки, респиратор, и очки. Всё для безопасности. В этих скафандрах неудобно, дышать тяжело и очень жарко. Не представляю, как медики работают в таких костюмах по 10 часов. При этом нужно уколы ставить, анализы брать, документы заполнять.
Вдыхаем, маска запотевает, присасывается к лицу. Два шага до двери «красная зона». Еще раз обрабатываем руки в перчатках антисептиком. Два шага и заходим в реанимацию.

Тут очень тихо. Нарушает тишину постоянно пикающий звук аппарата ИВЛ. Медсестры, врачи - все одинаковые в костюмах с написанными маркером фамилиями на груди. Видны только глаза.

За прозрачной стенкой – самые тяжелые. В основном, лежат те, кому за 60. Но есть и более молодые. В этот момент понимаешь, там могут быть и твои знакомые. И отсюда они могут уже не вернуться.

Пациенты поступают разные, из разных районов. Лежат целыми днями, на животе, или спине, с трубками во рту. Очень жаль людей. Иногда болезнь развивается стремительно. Вчера были с друзьями в бане, а сегодня свалились с коронавирусом. И порой люди даже не знают, где заразились.⠀
После выхода из красной зоны нас тщательно продезинфицировали. Без костюмов мы выходили с облегчением, но с тяжёлыми мыслями. Почему они оказались там? Где подхватили вирус? Болезнь не выбирает. Одинаково поражает и старых, и молодых, богатых и бедных. Берегите себя.

Ирина Анатольевна Фунтикова, гастроэнтеролог, работает с коронавирусными пациентами с апреля

Я начала работать в так называемой «красной зоне» с момента открытия данного госпиталя. На свою первую смену заступила 18 апреля. Конечно, чувства были самые разнообразные. Было чувство долга: мы понимали уже, что это серьезное заболевание, которое грозит тяжелыми последствиями. Было и чувство страха: не знали, как относится к болезни, не было полной уверенности в схемах лечения, руководствовались временными рекомендациями. Наше братство врачебное в этот момент сплотилось, все старались работать.

Усталость, конечно, накопилась. Привыкнуть к работе в таком режиме если и можно, то очень сложно. Пришлось сократить до минимума общение с родственниками, с другими людьми тоже практически не общаешься. Мы же понимаем, что можем нести угрозу. Хотя нас постоянно обследуют, мы всегда носим защиту, это позволяет чувствовать себя в безопасности.

Сейчас мы видим рост заболеваемости. Хотелось бы, чтобы люди заботились и о себе, и об окружающих. Болезнь все переносят по-разному. Кто-то переболеет легко, а его знакомые, родственники могут перенести это намного тяжелее, а люди преклонного возраста не выжить вовсе.
Много пациентов, которые со временем становятся близкими, ведь некоторые проводят в госпитале несколько месяцев. Мы прикладываем все возможные и невозможные усилия, но, к сожалению, не всех можем спасти.



Мы видим всю проблему изнутри. И к фейкам о том, что никакого коронавируса нет, что это все сделано искусственно, относимся категорически отрицательно. У пациентов, которые переболели, конечно, таких мыслей уже нет. Надеемся, что они это донесли своему окружению. Мы специально беседуем с родственниками о профилактике ковида, чтобы и они соблюдали меры предосторожности, и своим знакомым рассказывали.

Суворченкова Ольга Валерьевна, гастроэнтеролог, в красной зоне с мая

В «красной зоне» я начала работать с 13 мая. Очень хорошо помню точную дату, потому что вышла с больничного, болела коронавирусом. Я сама лежала в больнице, потом прошла все стадии реабилитации дома. Поэтому сюда шла с желанием помочь тем людям, которые попали в ситуацию, через которую прошла сама, совершенно по-другому ощущаешь каждого пациента.

Усталость? Да, есть, в конце каждого рабочего дня. Потому что нет даже времени воды попить. Пациентов очень много: и легкие, и тяжелые. Со всеми надо поговорить, сказать что-то приободряющее. Люди боятся, что это надолго, что это неизлечимо. К счастью, это лечится, хотя сроки у всех разные.
Хочется снять защитные костюмы, вернуться в прежний режим, вернутся к своей специализации, лечить своих пациентов.



Людям, которые не верят в существование болезни, хочу сказать, что эта опасность предостерегает каждого человека. У нас привозят пациентов, они говорят: мы не верили, что коронавирус существует, что это все выдумки журналистов и власти. Власть, наоборот, старается нас защитить всеми возможными способами, чтобы мы не болели, чтобы мы жили. Потому что пациенты с серьезными патологиями, пожилые крайне тяжело все это переносят.

От лица врачей ко всем обращаюсь: носите хотя бы маски, это не так тяжело. Нам будет очень сложно вас лечить, если количество заболевших будет расти быстрыми темпами.

Мы желаем, чтобы это быстрее все закончилось. Чтобы все были счастливы и здоровы. Ведь если наши жители будут здоровы, то и мы будем счастливы.

Николай, пациент, лежал в «красной зоне» в октябре

Не было ни страшно, ни тревожно – все спокойно, врачей по минимуму, больные тоже особо не ходят – все в палатах сидят, на обед тоже все в палату завозят, общей нет, как вот раньше в столовой, где все сидели. Сейчас прямо в палату доставка в красной зоне. Врачи и медсестры очень хорошо экипированы  - то есть у них полностью соблюдаются меры предосторожности, от больных невозможно заразиться, мое мнение. А страх, как у больного – абсолютно отсутствовал. Даже эта экипировка врачей она не устрашала.

Они в первые дни подходили и у нового больного рассказывали о его болезни:  что, какая степень, сколько поражение легких, спрашивали самочувствие – как им дышится (про дыхание это прямо обязательно было), спрашивали сопутствующие, какие есть болезни. Ковид, как я понял, может выстреливать сильно у тех, у кого сердечная недостаточность или еще какая-то болезнь. Для врачей это было очень важно – чтобы они не промахнулись, и чтобы было правильно назначено лечение. 2 раза в день мы их видели.



Самое главное – паники никакой не было. И по профессиональному отношению врачей можно было понять – что все будет хорошо: так вот случилось, значит случилось. И требуется от 6-7 дней до двух недель лечения. Редко у кого, если очень тяжелое, могут месяцами находиться. Это, как правило, где-то за 65 и за 70 людям. Те, конечно, лежат иногда долго и болезнь коварная.

Всем, кто поступал после моего «заселения», в первый день было очень плохо – они не ели буквально, им охота уснуть, буквально сутки спали люди. Кашель очень сильный. Ночью усилился – спать, конечно, сложно…  Мы высыпались днем, когда меньше кашляли, бессонные ночи были.
Для врачей это, кончено, тоже большое испытание, они помимо легких больных, видят еще и тяжелых, и случаются смерти – когда уже невозможно, когда все, что они могли, сделали, медикаментозно и все эти процедуры, но, к сожалению, иногда организм не справляется у людей с этой коварной болезнью. И они с этим потом живут. Все это через них проходит. У меня не было такого перед глазами, а у них это все случается.

Врачам, конечно, большого-большого терпения, и чтобы чувство юмора их, несмотря ни на что, не покидало. А когда пациенты и врачи шутят, все это на более спокойный лад всех настраивает.