Операционная медсестра Александра Фокина: «Нашей профессии не свойственно выгорание»

Международный день операционной медицинской сестры — один из самых молодых профессиональных праздников. Его учредили в 2009 году в знак признания труда этой категории медиков.

— А напишите про нашу операционную медсестру Сашу Фокину, — попросил GOROD48 незадолго до этой даты начмед 4-й горбольницы «Липецк-Мед» Павел Малыхин.

Малыхин — практикующий хирург. Помимо своей работы в больнице на Тракторном он оперирует в роддоме на Папина и в областном перинатальном центре.

— Идешь с Александрой на операцию и знаешь — все будет хорошо. Не зря старые хирурги говорили, что операционная сестра — это вторая жена, подразумевая крепкий тыл, надежность. Она готовит весь инструментарий, шовный материал, салфетки. Во время операции ассистирует хирургу. У нее все должно быть под рукой. Почему ни у кого ничего не забыли после операции? Почему нет осложнений у послеоперационных больных? Во многом это заслуга операционных медсестер...

— Хирург часто стоит перед дилеммой: сохранить ли частично орган или удалить его вовсе вместе с опухолью или пораженной частью? Я в такие моменты ловлю лишь взгляд своей операционной сестры. «Саша, что ты скажешь?» Она поглядит и говорит: «Павел Николаевич, удаляйте все». Я сам, конечно, уже принял решение, но хочу лишний раз утвердиться, что оно верное. Кстати, в конце операции я пишу в протоколе: «Рапорт операционной сестры принят». В этом документе — три подписи: хирурга, ассистента и операционной сестры. Случись какое разбирательство — спросят со всех троих...

— Я уже год хожу с этой мыслью — рассказать о нашей Саше. О представителе настолько важной профессии, что у нее даже есть свой особый праздник.

После таких рекомендаций мы были готовы увидеть кого угодно, но только не бойкую хрупкую женщину, оказавшуюся еще и матерью трех детей, излучавшую безудержный позитив. Александра Фокина в 2005-м окончила липецкий медколледж и с тех пор работает в четвертой горбольнице.

«Двух одинаковых операций не бывает: всякий раз что-то идет не по шаблону»

— Сразу пришла в гинекологическое отделение. Тогда в больнице не было общего оперблока. В каждом отделении была своя операционная. Попала под начальство заведующего отделением Олега Истомина и старшей медсестры отделения. Отработала месяц на посту, месяц — в процедурном кабинете и уже на третьем месяце работы — операционная.

— Помните свою первую операцию?

— Да. Мне было все очень интересно, ведь я до этого думала, что действия медсестры при операциях выглядят иначе. Естественно, я волновалась, ведь опыта тогда было ноль. Но руки не тряслись.

Позже поняла: те, кто попадает в нашу профессию, имеют определенный характер. Операционная сестра должна быть стрессоустойчивой, обладать выдержкой, сильной волей. Если бы я верила в переселение душ, сказала бы, что в прошлой жизни мы все были мужчинами (смеется), ведь не каждая женщина может работать в нашей профессии. У нас у всех — один психотип.

— Вы явно экстраверт. Очень живая, открытая, разговорчивая. Вы рвете шаблон о тихом сосредоточенном на процессе человеке, который подает хирургу нужный инструмент.

— Все операционные медицинские сестры, которых я знаю, настоящие профи. Мы все — ответственные люди. Если же говорить о темпераменте, то, конечно, у всех он разный. Но мы все — оптимисты. Мы любим жизнь и ценим каждый ее миг, зная, как она хрупка и что она может прерваться в любую минуту. Сколько раз, например, при рядовой операции я видела неоперабельный рак у пациента, о котором он не знал.

Нашей профессии не свойственно выгорание. Ведь каждая операция уникальна. Не бывает двух одинаковых просто потому, что на операционный стол попадают разные люди. Отличающиеся при одинаковых диагнозах возрастом, весом, сопутствующими заболеваниями, противопоказаниями в применении медикаментов и даже анатомией. Все пациенты — особенные. Кто-то заходит в операционную с улыбкой и шутками, кто-то плачет, кто-то молится, кто-то хочет, чтобы ему рассказали о том, что будет, кто-то полностью сосредоточен на себе. Поэтому двух одинаковых операций не бывает. И всякая операция интересная по-своему, ведь всякий раз что-то идет не по шаблону.

«Мы в цирке не смеемся. Нам цирка своего хватает!»

— Смешных случаев за свою работу вы, наверное, повидали немало?

— Конечно, не без этого. Часто пациентки прихорашиваются перед гинекологическими операциями — делают маникюр, педикюр, красятся. А нам для наркоза нужен человек без макияжа, ведь иногда по состоянию ногтей или цвету кожи можно увидеть, как он переносит анестезию. Одной такой пациентке хирург протянул салфетку: «Вытрите губы!» Ну и дальше понятно, что было. Ну как тут не согнуться пополам от смеха? О каком выгорании тут можно говорить? (смеется). Или вот был случай с урологическим больным. Говорят ему, раздевайтесь, протягивают бахилы. Наденьте! Медсестра крутится по операционной и вдруг слышит: «А второй куда?» Поворачивается, а у него одна бахила в руке, вторая — на причинном месте! Мы в цирке не смеемся. Нам цирка своего хватает!

— А разве в операционную пациенты попадают уже не под анестезией?

— Нет. В наш оперблок пациенты приходят на своих ногах. Их уже ждет хирургическая сестра. Она приходит первой в операционную и уходит из нее последней. Сестра проводит идентификацию пациентов, готовит к операции, укладывает на стол в том положении, которое необходимо для хирурга, ведь мы знаем, как пациент должен лежать при разных оперативных вмешательствах. Но часто мы принимаем экстренных больных. Получаем звонок из скорой помощи, что через 5-10 минут к нам привезут упавшего с высоты человека, с ДТП, с каким-то ранением или острой болью. В таких ситуациях нужно действовать экстренно: заменить все биксы, подготовить перевязочный и шовный материал, аппаратуру, подготовить стерильный стол, собрать необходимый набор заранее простерилизованных инструментов, облачиться в стерильное одеяние, обработать руки к операции — только на это нужно потратить пять минут.



— После чего в операционную как Бог входит хирург…

— Операционная сестра — правая рука хирурга. Взять, например, Павла Николаевича (Малыхина, начмеда больницы). Это изумительный акушер-гинеколог. Мы с ним давно работаем в одной бригаде. Поэтому я без всяких слов знаю, что ему подать на каждом этапе операции. Это в кино хирург выбрасывает куда-то за кадр руку и командует: «Скальпель!» «Зажим!» «Тампон!» Такое бывает, конечно, на первом-втором месяце работы хирургической сестры, когда они набираются опыта. Им помогают советами и мы, и хирурги. Но уже очень скоро они набивают руку. Иногда новичкам врач может сказать, какой ниткой он будет шить. А уже через год-два хирургическая сестра на интуитивном уровне знает, что делать на каждом этапе операции, предугадывает, что понадобится в следующую минуту. Поэтому зачастую операции проходят вообще в тишине. Хирург просто протягивает руку, в которую я вкладываю нужный инструмент. Только слышно, как звякают отложенные в сторону скальпели, пинцеты, ножницы, зажимы. Это — высший пилотаж!

— Сколько лет уже так «летаете»?

— Знаете, все время, пока я была в декрете, мне снились операции. Как я подаю врачу инструменты. Семь лет в декрете — большой срок вне профессии. В больнице думали, что я уже не вернусь в операционную. Но я настолько влюбилась в свою работу, что я смогла и детей родить, и в больницу вернуться. Скажу так: в операционной нет случайных людей.

«Лучше быть хорошей операционной сестрой, чем посредственным врачом»

— Вы — мама троих детей. Как успели-то?

— Я попыталась сразу же после окончания медколледжа поступить в Курский мединститут. Но мне не хватило баллов — в тот год там было 10 абитуриентов на одно место. Учиться на коммерческой основе не могла — родители бы не потянули такой проект с учетом того, что я выросла в многодетной семье. У меня — отягощенный социальный анамнез, как шутят мои коллеги (смеется).

Наверное, потому, что мы настолько отдаем себя профессии, нам некогда устраивать личную жизнь. Кстати, это общий минус нашей профессии — у нас много одиноких хирургических сестер. Серьезно. В нашем коллективе всего три замужние медсестры. В плане нагрузки мы сильно отличаемся от других медсестер: постовых, перевязочных, процедурных. Не зря, наверное, у нас единственных есть свой профессиональный праздник, который мы отмечаем 15 февраля. Поэтому мне было не до поиска жениха из-за специфики работы, ведь заменить хирургическую медсестру некем. Плюс дежурства, плюс совмещения.

В общем, с будущим мужем нас познакомили. И так вышло, что мы сразу понравились друг другу. У нас случилась любовь с первого взгляда. Гена настоял на быстрой свадьбе, ему было на тот момент уже 27 лет. Расписались. Институт ушел на второй план. А потом и вовсе перестал быть целью. И слава Богу! Лучше быть хорошей операционной сестрой, чем посредственным врачом. А на следующий год Гена сказал: «Давай рожать ребенка, пока молоды». Хорошо, давай! В 2008 году я родила первую девочку. Думала, обойдемся одним ребенком, но вышло так, что их у меня — трое. Все — погодки. Сейчас старшая учится в десятом классе, средний сын — в восьмом, младшая дочь — в шестом. В декрете провела семь лет. Когда младшей дочери исполнилось три года, я вернулась на работу.

— Кто-то из ваших детей, смотря на вас, желает связать свою жизнь с медициной?

— Старшая дочь. Любит биологию и химию. Говорит, пойду в медицинский! Я ее, если честно, отговариваю. Боюсь, повторит мою судьбу. Что будет жить на работе. Коллеги меня не поддерживают. Говорят, пусть идет в медицинский, пусть терапевтом будет, если крови боится.

«Мы не поднимаем упавший на пол инструмент во время операции. И это для нас плохая примета»

— Вы уже сказали о навязанном кинематографом стереотипе работы хирурга и операционной сестры, из которого потом родился анекдот: «Скальпель! Зажим! Спирт! Огурец!» Вы смотрите фильмы о врачах? Как относитесь к тому, что происходит на экране?

— Не люблю такие фильмы. Потому что в них там все не так (смеется). Ну, как такое смотреть! Они там то маску на лице во время операции рукой поправят — это запрещено категорически, то пот со лба хирурга рукой вытрут, чтобы показать, как ему тяжело. Ну, нельзя же так! Актеры, чего с них взять!



— Хирурги что, вообще не потеют?

— Разве только летом, когда кондиционер не справляется. И пот со лба врачу убирает при необходимости не операционная сестра, а санитарочка. Это уже наша правая рука. Это наше золото!

— А как насчет суеверий в операционной? Слышал, что у вас без этого...

— Мы не можем опускать руки ниже пояса, не можем поднимать их выше. Поэтому мы не поднимаем упавший на пол инструмент во время операции. И это для нас плохая примета. Поэтому на такой предмет надо обязательно наступить и сказать: «Сидите дома»! Хотите верьте, хотите нет, но если так не сделать, то точно в этот же день скорая помощь привезет на операцию экстренного пациента. Поэтому мы и говорим: «Сидите дома!» А еще по правилам нужно вывозить пациента с операции ногами вперед, чтобы беречь его голову. Но у нас ногами вперед вывозят известно кого. Поэтому мы вывозим пациента вперед головой, маневрируя каталкой так, чтобы не ударить его о какой-то угол.

— Ведете счет своим операциям?

— Это невозможно. Ежедневно в нашем гинекологическом отделении делают пять плановых операций. Тысячи операций в год на 15 наших операционных сестер!

— ... и никакой вам благодарности от пациентов, вас же не узнать из-за масок и головных уборов! А вы узнаете потом тех, кого оперировал хирург?

— Нет, я же не в стоматологии работаю, где пациент лежит вверх головой! (смеется). Но бывает, узнаю пациенток, которые попадают к нам повторно. И не в лицо. У нас была пациентка с аномалией, двойной маткой. Операцию ей делали в два этапа. На втором она попала на стол через два месяца. Врач зовет меня и говорит — узнаешь? И я узнала, конечно, так как была операционной сестрой на первой операции.

«Я во время операции считаю все, что берет хирург, замечаю, что он делает»

— Александра, вы рассказали, как начинается всякая новая операция. А как она заканчивается? Ваш начмед сказал, что подписывается какой-то акт…

— Операционная сестра — хозяйка операционной. В мои обязанности входит подготовка операционного зала с поштучным подсчетом инструмента и перевязочного материала. Потом нужно одеться на операцию и одеть врача, помыться, ассистировать хирургу во время операции, ведь он может прийти один. Во время операции считаем все то, что хирург бросает в ведро: салфетки, тампоны, марлю. Все это может быть в разных местах во время обширных полостных операций. И ты все это считаешь — там три, там четыре... Перед тем, как хирург начинает ушивать брюшную полость, новый подсчет — санитарочка в тазу считает все, что извлек хирург. Мы стерильные, мы не можем лезть в таз — это грязная зона. Я слышу от нее, например: пять салфеток! Рану не ушьют до тех пор, пока не сойдется счет того, что было до операции и после нее.

Меня, например, хирурги учили так. Прятали одну салфетку. В итоге у меня счет не сходился. И я должна была настаивать на том, чтобы хирург ее нашел. Поэтому я во время операции считаю все, что берет хирург, замечаю, что он делает. Операция заканчивается заново подсчетом инструмента и перевязочного материала до тех пор, пока счет не сойдется.

— А вы как-то подкалываете врачей, как они вас?

— Нет. Мы так не можем. У нас субординация — мы сестры, они — врачи. Но молодым врачам можем что-то аккуратно подсказать. Например, педаль какого цвета отвечает в аппарате монополярной коагуляции за иссечение ткани, а какая — за спаивание сосудов. Желтая — режет, синяя — коагулирует. Как в автомобиле — газ и тормоз. Спрашиваю: «Когда вы машину водите, педали путаете?» Это позволяет быстро понять, какая может быть «авария», если спутать педали этого аппарата.

Кстати, есть у нас еще одна примета. Когда больной спрашивает, сколько будет длиться операция, мы делаем все, чтобы не ответить. Ведь все люди разные, как и ход операций, которые только кажутся одинаковыми. Ни в коем разе нельзя сказать ему, сколько! Поэтому отшучиваемся как можем: «Вы куда-то спешите?» «У вас свидание?» Замечено не раз: скажешь — 15 минут, и обязательно что-то пойдет не так. Эта примета проверенная. Годами!

«Лечат не стены, а люди»

— Говорят, у каждого хирурга есть свое кладбище. А у операционных медсестер?

— Лично у меня на операционном столе не умирали. Но были, конечно, тяжелые пациенты. И было несколько случаев, когда пациенты умирали на соседнем операционном столе — у нас есть операционные залы с двумя столами. Бывает, что пациент поступает с травмами, несовместимыми с жизнью, например, с мест ДТП. Хирурги делают все, но человек умирает. Конечно, этот день для меня потерян. Накрывает чувство какого-то опустошения. Приходится себя успокаивать, что все, что могли, мы сделали, всем, чем могли, помогли.

— Есть и такой сюжет в кино: в самолете или поезде человеку становится плохо, кричат: «Врача! Врача!» Тут же рядом оказывается доктор и спасает человека. Например, вынимает из ручки стержень и втыкает ее в горло, то есть делает трахеотомию, и тот начинает дышать на радость всем. Окажись вы в такой ситуации, как действовали бы?

— Я не врач. Но какие-то реанимационные мероприятия оказать могу. Могу сделать непрямой массаж сердца, искусственное дыхание, наложить жгут или шину, остановить кровотечение. Этими техниками обладают все медики, всех этом учат. Могу понять по внешнему виду человека, какого характера у него травма, чтобы реанимационными мероприятиями не нанести ему еще большего вреда. Но, конечно, ручку в трахею при остановке дыхания я бы потерявшему сознание человеку не воткнула (смеется), нас этому не учили.

— Больница, в которой вы все эти 20 лет работаете, внешне непрезентабельна. Старому зданию — 80 лет. Говорят, что горожане даже избегают вызывать «скорую» в те дни, когда эта больница дежурная по городу…

— Вы знаете, у врачей есть «тряпочный телефон». Это передаваемое другим знание о возможностях того или иного врача или даже целого медицинского коллектива. Такое знание складывается из личных наблюдений. Если кого-то хорошо полечили, он будет рекомендовать своего врача другим. О нашей больнице говорят: «Не смотри на стены, ты что, идешь лечиться или потолок разглядывать? Езжай туда. Там есть, скажем, изумительный доктор Хрюкин Юрий Алексеевич, иди к нему!»

Я не хвастаюсь нашим отделением, гинекологией, но у нас реально очередь на два месяца вперед на плановые операции. Мы лечим бесплодие. Возможности наших хирургов увеличились еще больше после приобретения гистерорезектоскопа — прибора, который позволяет визуально, с многократным увеличением, проводить операции. Главное, что после таких вмешательств у женщин сохраняется детородная функция, они могут беременеть и рожать. Так что в возможностях оказания медицинской помощи мы уступаем разве что областной больнице. А если говорить о стенах, то постепенно наша больница приобретает современный облик благодаря ремонтам.



Но опять же повторю — лечат не стены, а люди. У нас в отделении работает изумительная старшая. Старшая операционная сестра всего нашего оперблока Наталья Александровна Затонских. Она нам — как вторая мама. Все для нас, все ради нас. Она тоже всю жизнь провела в больнице на Тракторном. Ей — уже 61 год. Она может в любой день уйти на пенсию. Но мы ее упрашиваем оставаться, говорим, пока ноги ходят, ходите, работайте! А самой старшей нашей операционной сестре — 67 лет.

«Знать все по нашей специальности невозможно. Мы сколько времени работаем, столько и учимся»

— Смена не спешит?

— Не спешит. Кто-то переходит в областную больницу, кто-то — в частную медицину, кто-то уезжает в Москву с ее несоизмеримыми для провинции зарплатами. Молодежь ведь приходит на голый оклад. Им говорят — хочешь получать больше, бери подработки, бери дежурства, нарабатывай опыт, стаж. А в частных клиниках сразу обещают 60 тысяч. Там уже такой оклад! И они нам говорят: «Зачем нам ваш стаж? Зачем нам ваша категория?» Годик у нас отработают — и сбегают!

— А разве можно в медицине за год погрузиться в профессию?

— Конечно, нет. В нашем оперблоке и гинекология, и урология, и хирургия, и нейрохирургия, и травматология. Я очень хорошо знаю гинекологию — я в этом отделении уже 20 лет. Я знаю свою роль во всех операциях на все сто, как говорится. Но другие операции я не знаю так же хорошо. Но любая моя коллега, операционная сестра, готова к операции по любому профилю. Конечно, с подсказками хирурга. То есть знать все по нашей специальности невозможно. Мы сколько времени работаем, столько и учимся. Тем более, что все время в оперблоке появляется новая аппаратура: эндоскопические стойки, рентген-аппараты С-дуга, столы с анатомический памятью. Новым технологиям учатся врачи — учимся и мы вместе с ними. И чем моложе медик, тем ему учиться новому легче. Молодежь лучше схватывает все это. Но у нас ее очень мало. Вы знаете, до последнего времени я была самой молодой в коллективе, пока к нам не пришли две последние девочки. Поэтому у нас возрастной коллектив.

— Значит, опытный?

— Опытный. Но очень жаль, что нам некому передавать наш опыт. Вот что обидно! По сто медсестер выпускает ежегодно липецкий медколледж, но к нам они не идут. Я не знаю, почему, но не идут. Те, кто идет работать по профилю, выбирают косметологию, стоматологию. А как хочется видеть нашу новую смену! Мы всех зовем к нам на работу, показываем практиканткам операции, те восхищаются тем, что видят, но к нам не идут! Наверное, молодежь боится крови и обязательности. У нас очень большая ответственность. Из-за этого случайных людей в медицине нет.

P.S. По данным регионального министерства здравоохранения, в больнице «Липецк-Мед» работают 484 медицинских сестры. А операционных медсестер во всем регионе — всего 262.