«Же советьик!»

Ефросинья Сальникова в этом году отмечает свое 88-летие. Ее ровесники уже давно отдыхают на покое, а Ефросинья Нефедовна по-прежнему каждый будний день идет на работу и переодевается там в белый халат. На месте ее службы, в областной детской больнице, женщину берегут как заслуженного ветерана медицинского труда: Ефросинья Нефедовна не просто имеет 62-летний стаж работы детским врачом, но и практически была основателем педиатрической системы в Липецке.

— В Липецк я приплыла на лодке, — рассказывает Ефросинья Нефедовна. — Я как раз только что окончила Воронежский медицинский институт, прошла ординатуру и получила диплом детского врача. Это были первые годы становления недавно образованной Липецкой области. В строящемся, молодом Липецке вся жизнь тогда была сосредоточена на левом берегу реки Воронеж, вокруг металлургического завода. Через реку зимой добирались на левый берег по льду, а летом — на лодках. Вот так я на лодке и приплыла.

Хозяйство молодому педиатру досталось не самое благополучное. Больница — маленькое двухэтажное здание, лечение по старинке. О внутривенном введении раствора, например, многие тут впервые и узнали от образованной новенькой. Липецкую область создали из окраин других областей, и уровень жизни там был поначалу именно такой — окраинный.

- Детская смертность тогда была очень высока: 60 случаев на 1000 младенцев до 1 года жизни! Как в 1913 году! - вспоминает героиня. - Меня назначили курировать фельдшеров в Хлевенском и Задонском районах. Те во время моих визитов сперва морщились: приехала, дескать, какая-то девчонка, а перед ней должен опытный фельдшер, фронтовик, отчитываться! Помню, как удивилась я безграмотности их записей: «В одной ухе гной в другой стрельба»...

Причины детской смертности были очевидны: плохое питание. Рахитичные дети легко подхватывали любую инфекцию. Фрося стала опрашивать врачей, чем на их участках люди кормят новорожденных младенцев.

— Так это... Кулешиком! — растерянно ответил один фельдшер. — А кто побогаче — наверно, и яичницу дают...

Он и понятия не имел, чем кормят младенцев.

— Мы решили: фельдшеров нужно обучать, им катастрофически не хватает знаний, — продолжает Ефросинья Нефедовна. — Медики из районов стали ездить на специальные курсы, после которых проходили экзаменацию. Кроме того они представляли ежемесячные отчеты о своей работе. Мы разбирали персонально каждый смертный случай, проводили работу с матерями, учили их правильно ухаживать за младенцами. В конце концов наша упорная работа дала результаты: сначала мы снизили уровень детской смертности до 40 случаев на тысячу, а потом их стало менее 30. Нас отметили «наверху»: Липецкая область стала школой передового опыта. Поучиться к нам ездили врачи со всей страны. Это были шестидесятые годы, время подъема, энтузиазма! Мы были готовы дежурить ночами, работать круглые сутки. Не хватало мест в больнице, медикаментов. То, что мы имеем сейчас — настоящая роскошь! Только и работай...

В 1961 году Ефросинья Сальникова получила орден Почета за свою педиатрическую деятельность в Липецкой области.

Охочая до любых передовых методов лечения, Ефросинья Нефедовна всерьез увлеклась иглоукалыванием. Китайский метод врачевания заворожил ее. Особенно впечатлили результаты: китайские врачи, знающие тысячи особых точек на теле человека, успешно излечивали с помощью акупунктуры серьезные болезни крови и органов дыхания. Кроме того, укрепив иглы на нужных точках, можно было добиться великолепного анестезиологического эффекта.

— Акупунктуру мне и другим интересующимся врачам преподавал академик в институте рефлексотерапии в Москве, — говорит Ефросинья Нефедовна. — Я очень интересовалась этой терапией. Даже когда я была в загранкомандировке в Алжире, то первым делом купила там первые собственные иглы для акупунктуры.

В Алжире липецкий педиатр Сальникова проработала пять лет без единого отпуска. Таков был акт доброй воли СССР по отношению к некоторым дружественным и не слишком развитым странам — предоставление им своих лучших медиков.

—Бывало, примешь около 70 человек арабов, а после смены, вечером подъезжает за мной посольский роллс-ройс — надо ехать лечить и кого-то из послов, — вспоминает врач. — Жили скромно, заработок был небольшой. Вспоминаю виллу у моря, в которой я жила и великолепной красоты прибой. Но искупаться в море было нельзя — в мусульманской стране было строго с такими «публичными обнажениями» женщин, пусть даже иностранок. Некоторые женщины, например, попадали на прием ко мне только в конце дня и умоляли их принять даже по окончании моей смены: дескать, мадам, я не выхожу на улицу без мужа, я ждала, когда он вернется с работы и сопроводит меня!

Алжирские арабы редко приглашали врачей домой, потому что это очень дорого. Об их жизни Ефросинья Нефедовна узнавала в основном от своих землячек, которые выходили замуж на местных.

Редкий арабский жених не клялся своей русской невесте, что он, вообще-то шейх по происхождению, а не абы какой феллах. Русские эти речи не особенно слушали.
В своих домах относительно просвещенные арабы имели «европейскую» и «арабскую» половины. Среди болезней у местных преобладали всевозможные недуги органов пищеварения, желчнокаменная болезнь, холецистит.

— Местные люди ели много вредной с точки зрения диетологии пищи: острое, пряное, жирное, много сладкого, — комментирует наша героиня. — Хотя средиземноморская кухня интересная — много рыбы, морепродуктов. Из мяса ели конину, баранину. У одного торговца на рынке я нашла настоящую картошку, как в России! Покупала регулярно, он очень уважал во мне постоянного клиента.

Ефросинья Нефедовнаа признает: местные жители относились к русскому доктору безупречно, с безграничным уважением. Правда, в автобусе ей места никогда не уступали: местные мужчины считали, что женщина должна дома сидеть, и в общественном транспорте ей делать нечего.

Только однажды был небольшой казус. Чтобы зря не тратить то невеликое свободное время, которое было, женщина-врач пошла учиться в лицей, где изучала французский язык (Алжир 160 лет был французской колонией). Однажды возвращалась вечером с занятий и засмотрелась на красивые ювелирные изделия в «золотом» магазинчике по дороге. Не то чтобы собиралась купить — просто полюбовалась.

На следующий день на этой же дороге следом за ней пошел смуглый воздыхатель.

— Мадам! — страстно зашептал он. — У меня есть драгоценности! Если мадам только согласится!..

Ефросинья Нефедовна сначала остолбенела, потом поняла, перепугалась.

— Но! Же совьетик! — срывающимся голосом сказала она по-французски. Мол, я «советская», мне нельзя такое предлагать! Оставьте меня, оставьте.

Кстати, тот опыт изучения французского языка не раз пригодился Ефросинье Нефедовне в дальнейшей жизни. Когда ездила в турпоездку по Франции, однажды даже заменяла гида, который временно отлучился. Гид был большой оригинал: прежде чем исчезнуть по своим делам, поручил русской даме поздравить вместе со всеми туристами с днем рождения водителя автобуса. У водителя этого было труднопроизносимое для непривычных людей имя. Не Лулу и не Люлю, а по-французски это должно звучать, как нечто среднее между «ю» и «у». Ефросинья Нефедовна произнесла его имя именно так, как должно и это заставило шофера расчувствоваться до влажных глаз. А когда русские подарили ему бутылку водки, умилился еще больше.

А когда в Липецкую областную больницу приезжали французскоговорящие гости, Ефросинью Нефедовну специально пригласили, как особый сюрприз. И сюрприз удался: иностранцы ахнули от такого великолепного произношения.

В свои преклонные годы Ефросинья Нефедовна сохраняет бодрость тела и духа. Она живет одна: семьи своей не создала, всю себя отдала работе. Зато у нее по-прежнему прекрасная память, ясный ум и твердая рука, она до сих пор врачует людей с помощью китайских иголок.

— Иной раз заболит у меня голова — воткну иглу в специальную точку на лбу и занимаюсь своими делами, пол мою, например. И забуду о ней... — смеется женщина.

Больше всего Ефросинья Нефедовна любит почитать на досуге, причем не что-то праздное, а посерьезней — медицинские газеты, например. В момент интервью перед ней на столе лежала газета «Церковь и культура». Жизнь во всех проявлениях до сих пор интересна Ефросинье Сальниковой и ощущение своей нужности любимой профессии особенно греет ей душу.

ЕЛЕНА ФРОЛОВА