Марк Гольдман празднует свой юбилей

Так совпало, что 12 декабря в День конституции Российской Федерации свой 80-летний юбилей празднует старейший правозащитник Липецкой области Марк Соломонович Гольдман. Его жизненный путь - яркая иллюстрация того, как советский патриот пройдя лагеря стал демократом при коммунистическом режиме и несет это знамя по сей день.

Детство, отрочество, юность

Родился Марик Гольдман 12 декабря 1932 года в Москве в семье инженера железнодорожника и чертежницы. Жила семья в районе Таганки. Близость к знаменитой тюрьме, соседство с пятью ворами, как сегодня говорят, «в законе» с ранних лет связала жизнь Гольдмана с советским правосудием и системой исполнения наказания.

В 1937 году был репрессирован его дед по матери Сергей Кудрявцев, который по мнению Марка Соломоновича, повлиял на него и сыграл заметную роль в становлении личности. В 1938-м на Дальне Востоке в заключении Сергей Кудрявцев скончался. Но память о нем осталась до сих пор. У него было три увлечения, одно из которых - гиревой спорт. Однажды гирю Кудрявцева хотели выбросить, Марик уже увидел ее у знакомого старьевщика в руках. Последний отдал память о родственнике, которую Гольдман хранит до сих пор. Ведь спорт – это еще одна составляющая его жизни.

В годы войны Марк Гольдман с 1941 по 1943-й жил на станции Пачелма в Пензенской области в эвакуации. В этот период жизни происходит второй удар. Его отец был осужден за подстреленного генеральского сына, который во время бомбежки в столице отказался выполнять приказ Соломона Гольдмана. Тот хотел его припугнуть и случайно выстрелил. И хотя сильного урона здоровью подстреленного пуля не нанесла, на два года отец Марка отправился в лагеря.

Тем временем Марк Гольдман окончил школу и поступить в Бауманку, но за экзамен по химии преподаватель поставил ему «неуд» хотя остальные испытания были пройдены на «отлично». Спустя время Гольдман узнал, что в Бауманское училище его не взяли из-за негласной квоты на число студентов-евреев.

Тогда Марк решил поступать в Московский институт инженеров городского строительства Мосгорисполкома на специальность инженер-гидротехник. В это время он познакомился с Борисом Шаньгиным, который приехал учиться в Москву и Гольдманы пустили его к себе в дом. Вместе они слушал запрещенные радиостанции, когда глушилка срабатывала некачественно.

- Однажды голос из приемника сказал, что все государство покрыто лагерями, - вспоминает сегодня Гольдман. – Я тогда был опьянен советской пропагандой и начал возмущаться, что это все ложь. Тогда мой товарищ подвел меня к окну и показал на строительство высотки. В бараках стройки жили заключенные. Тогда я серьезно задумался о том, что не стоит слепо верить тому, что говорят и пишут журналисты.

В мае 1956 года у Гольдмана уже не было желания молчать. В один из весенних дней студентам предложили послушать речь Никиты Хрущева на знаменитом ХХ съезде КПСС. Желающих оказалось много, но почему-то их закрыли в актовом зале на ключ. Гольдман начал открыто возмущаться, так как все пришли добровольно, и такие действия подозрительны. А, когда лектор перечислял фамилии расстрелянных, после очередного нерусского слова один из студентов произнес с удивлением: «И этот еврей»? Гольдмана это возмутило, и он во весь голос выкрикнул ему: «Заткнись, сволочь». 

Погружение в реальность

В том же 1956 году Марк Гольдман устраивается на работу в УЖКХ Пролетарского района Москвы. В апреле 1957-го он с коллегами пошел на футбольный матч Динамо (Киев) – Динамо (Москва). Раздавили пол литра на троих, спустились в метро, и товарищи начали над ним подшучивать. На одной из станций он вышел, а коллега, с которым он учился в институте, Анатолий Кубышкин, открыл вручную двери и бросился за ним.

- Нарушение увидел дежурный и хотел его задержать, а Толик сказал, что увидел меня и хотел меня догнать, - рассказал Марк Соломонович. – Тогда ко мне подошли дружинники и не с того, ни с сего начали мне заламывать руки. Я их спросил, что им от меня надо, но они пыхтели и упирались. А у меня тогда уже хорошая спортивная форма была. Тогда подошел Толик и мы вместе на эскалаторе начали подниматься на верх в отдел милиции.

В этот момент к ним подошел сержант, начал нецензурно выражаться и затронул в брани мать Гольдмана. Марк высказал ему свое недовольство, так как трепетно относится к упоминании матери. Об этом он сказал и в отделении, за что получил от сержанта милиции несколько ударов ногой. А после очередной попытки удара милиционер лежал с разбитым носом на полу.

- Я просто взял его за шиворот и ткнул носом в пол, - вспоминает Гольдман. – За это меня так скрутили, что пятками затылок чуть не достал. А когда начали обыскивать Толика,он упал и прокусил сапог милиционера в знак протеста. За это мы получили 15 суток и попали в Бутырку. Там я впервые узнал, что люди для власти, что плевок в камере на 25 мест где силят 60 заключенных. Спали, где придется. А когда нас вывели на работу, прораб обещал скостить срок, если будем хорошо трудиться. Мне было все равно, что гири тягать, что носилки. Но тогда я понял, что там никаким обещаниям верить нельзя – обманул-таки.

В том же году Гольдман примыкает к кружку историков МГУ «Союз патриотов», возглавляемом Красноперцевым. В заседаниях кружка Гольдман особо и не участвовал, но принимал активное участие в распространении листовок, в оду из которых внес свое требование – усиление в СССР роли Советов. Естественно, за Гольдманом и его друзьями следили. В августе 1957 года арестовали одного из девяти участников группы, а в течение сентября остальные восемь диссидентов были задержаны. В их числе был и Гольдман.

- Я тогда размножал на фотобумаге наши листовки, разносил их по домам, раскладывал в метро, - признается Марк Соломонович. – Поймали нас, кстати, по-шпионски. КГБ следил за одним переводчиком из Англии, который приехал в СССР уже не в первый раз. Однажды у него выкрали записную книжку, где оказался телефон и фамилия первого задержанного. В итоге мне и двум кружковцам по статьям 58.10 и 58.11 УК РСФСР дали по шесть лет, остальным шестерым по 8 и 10. И, что самое интересное, когда я писал письмо Горбачеву в 1985 году о реабилитации меня как политзаключенного, я выяснил, что документ подписал один из тех судей, который меня осудил еще тогда. Вот вам и превратности судьбы.

6 лет заключения Гольдман провел в Дубравлаге Мордовской АССР, как говорится, "от звонка до звонка". Первый год Марк сидел в зоне для политзаключенных, потом его переводили в колонии к так называемым бытовикам, которые, по сути, были обычными уголовниками. Несмотря на распространенное мнение, что одни других на дух не переносили, сосуществование политических заключенных и уголовников было относительно мирным.

- Сидел я нормально, - заявляет сегодня Гольдман. – Тогда в местах лишения свободы спорт был развит неимоверно: мы занимались гимнастикой, тяжелой атлетикой, играли в хоккей. У нас были прекрасные библиотеки, да и питание было нормальным. Однажды мы устроили голодовку на 24 дня, так как на наше письмо, что мы отказываемся от показаний, Верховный суд прислал отписку. Так вот похудел я тогда с 79 до 62 килограммов. А когда вышел на волю набрал 80 килограммов, причем за счет мышечной массы. Но стоит признать, уже тогда по тюрьмам ходили наркотики, та же самая марихуана. Именно с тех времен руководство колоний упустило эту заразу, с которой сегодня не знают что делать. "Косяк" тогда стоил, как сейчас помню, 5 рублей. Но мы так и не попробовали этой гадости с товарищами.

На волю как в тюрьму

В сентябре 1963 году Марк Соломонович освободился, приехал в Москву и ему отказали в прописке, не смотря на то, что в столице жили его мать и сестра. Мало того, он получил предписание покинуть Москву в течение 72 часов. Тогда он купил на заработанные в колонии деньги билеты до турбазы и вместе с отцом, который к тому моменту уже освободился, отправился на юг.

 Надо было решать, где теперь осесть бывшему политзаключенному. Отец предложил ему несколько городов, в которых сам бывал, когда работал инженером на железной дороге. Среди них оказался Липецк. Название Гольдману-младшему понравилось. Да к тому же на турбазе он познакомился с девушкой. Она оказалась из этого города. Через инструкторов узнал ее контакты и пригласил на ноябрьские праздники к себе в Москву.

- 6 ноября я вернулся в Москву, о чем сразу узнали в милиции, - с удивлением вспоминает Марк Соломонович. – 7 ноября мы провели в столице, а уже 9-го числа отправились в Липецк. Там меня прописали у каких-то людей и 29 ноября мы поженились. Дали нам комнату в домике на улице Советской напротив нынешнего горсовета. И я начал поиски работы.

Начиная с этого времени Марк Гольдман постоянно менял работу. То зарплата в 80 рублей не устраивала, то возникали конфликты с коллегами, после чего трудиться в одной организации он категорически отказывался. И все это время он продолжал высказывать свои антисоветские мысли вслух. Однажды даже начальник одной из организаций лично подходил и уговаривал его остановиться, но сошлись на том, что запретить это он мог только в рабочее время.  

- Однажды я раскритиковал одну из методик работы и отправил это все в Москву, - приводит пример Марк Гольдман. – На основе моего письма подготовили новую методику и пригласили меня и моего коллегу на обсуждение в столицу. Но до семинара я так и не дошел, так как меня пригласил к себе в кабинет местный начальник, долго со мной общался и сказал в итоге, что ему поручено не пускать меня на мероприятие и отправить немедленно обратно в Липецк. Оказалось, что в это время проходил съезд коммунистических рабочих партий, который стал последним. Видимо, там-то меня и боялись увидеть, так как потом в течение всего дня за мной следили.

В конце 60-х Гольдман устраивается на новую работу. В этот момент у него появился ствол от мелкокалиберного оружия. Любовь к огнестрелу у Марка Соломоновича была давней, как он признается сегодня. Благодаря своим инженерным возможности он к этому стволу сделал механизм по типу переламывающегося пистолета. На Марка Гольдмана донесли и он отправился на полтора года в сегодняшнюю ИК-3. Там он случайно увидел, как заключенные на станках дела те же самые пистолеты, перебрасывали их на волю, а оттуда им присылали тем же путем водку, сигареты и чай. Однажды собеседник нашел два затвора от «ТТ» рядом со своим станком. Грешным делом подумал, что захотели подставить и накинуть новый срок, оказалось, что это отработанный бизнес.

После выхода на свободу Марк Соломонович устроился в проектно-конструкторский институт автоматизации и механизации. Где трудился до мая 1992 года. Тогда на волне разрухи он написал заявление об увольнении по сокращению, дабы не лишить рабочего места своих коллег, среди которых были и многодетные, и матери одиночки. Именно с этого времени Гольдмана начали узнавать как журналиста и правозащитника.

С 19 по 21 августа 1991 года он был активным участником штаба защиты конституции, который был организован на базе санатория «Мечта» в Липецке. С этого времени он и другие демократы первой волны начали проводить агитационную работу, в том числе и на футбольных матчах, и на улицах во время митингов. И как 35 лет назад, Гольдман сетовал за «усиление власти Советов». В это же время он начинает сотрудничество с Демократической партией России. Но чуть позже Гольдман перешел в СПС, и по сей день считает Союз правых сил единственной нормальной партией, которая к сожалению прекратила свое существования, в чем уверен Марк Соломонович, из-за вливания в «Правое дело». 

В 2004 году Гольдман стал самым старым студентом России, поступив в 72 года в магистратуру Высшей школы экономики на специальность «Политология». Сегодня Марк Соломонович является директором «Липецкого общества прав человека» и председателем общественной комиссии по осуществлению общественного контроля обеспечения прав человека в местах принудительного содержания граждан. Не смотря на возраст и большую нагрузку, Гольдман отшучивается, что на покой не собирается.

- Что-что, а ОНК я не брошу. Пусть я не буду председателем комиссии, но эту работу продолжать буду. Я вижу, что сегодня нет явных нарушений прав человека в местах лишения свободы. Кому как не мне об этом можно сказать. Одновременно с этим мы всегда стремимся помочь тем, кому действительно нужна наша помощь. А так как я теперь дипломированный политолог, то и это направление своей работы я буду продолжать: смотреть на эту ложь вокруг уже нет сил, и положение вещей надо менять.