«Я воевал с отцом Путина»

В преддверии 65-летия Победы мы продолжаем публикацию воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны.

«мы боимся носить ордена»

Борис Иванович Кашурин накануне 65-летия Победы решил систематизировать свои воспоминания. Записывает главные вехи боевого пути c 1941-го по 1945-й в школьной тетради. И в них много чего интересного. Но с корреспондентами GOROD48 он общается вне рамок мемуарного жанра. Потому, его воспоминания, порой острые как перец. И начинает он отнюдь не с войны. 

- Вы знаете, мы ведь ветераны, сейчас боимся носить ордена, - говорит Борис Иванович. – Вы же в курсе, из-за них на фронтовиков ведется настоящая охота. В Липецке по этой причине погибли от рук бандитов уже двое ветеранов…

Журналисты это знают хорошо. Даже накануне Дня Победы сейчас непросто добиться встречи с ветеранами для интервью. В целях безопасности, такие дела решаются сугубо через Советы ветеранов. И это оправдано.

Вообще, судя по общению с ветеранами, этот юбилей Победы носит для них горьковатый привкус. Фронтовикам много чего обещали, но мало кому что дали. Борис Иванович припомнил посулы властей отправить всех желающих фронтовиков на Парад Победы в Москву, обмеры на пошив формы «от Юдашкина» и последовавший за этим отказ. А для многих фронтовиков вся помощь в этом году свелась к юбилейной медали и премией от государства в 5 тысяч рублей. Да еще депутат округа, где живет Борис Иванович, Валерий Абашкин подкинул ветеранам по 2 кило муки и бутылке растительного масла. Удивительная щедрость…

- Впрочем, а когда на фронтовиков обращали внимание? – задается вопросом Борис Иванович. – До конца 60-х годов мы так и вовсе не праздновали День Победы и не носили орденов. Уже в наше время, несколько лет назад, я попросил курсовку в санаторий. Меня мытарили полгода! Я собрал справок столько, сколько за всю жизнь не собирал. И в итоге, главврач поликлиники, нагло бросила в лицо: «А ведь я могу вам и не подписать справку». И не подписала… 

- Как-то, опять же, несколько лет назад по всему Липецку объявляли о ремонте квартир ветеранам. Мы собираемся с ветеранами-друзьями и начинаем выяснять – а кому сделали ремонт? Оказывается, из всех моих знакомых – никому. Потом узнаю, что тем, кому не сделали ремонт – положена компенсация – 12 тысяч рублей. Чтобы ее выбить пришлось угробить целый год. И только после того, как записался на прием к Гулевскому, вопрос разрешился. Хотя сам Гулевский не принял, в Москве был. Но встретился с ветеранами его заместитель Федоров. Только лишь после учиненного им разноса чиновникам, мы смогли получить деньги. А ругался заместитель мэра на подчиненных крепко. Я даже встал и хотел уйти, сказав: «Вы тут лайтесь, а я пошел…».

Впрочем, ветеранам всегда приходилось «воевать» с чиновниками. И делали они это, невзирая на чины и звания. В послевоенной жизни Бориса Ивановича было много таких случаев.

скандал с Сусловым

Конец 60-х. Бориса Ивановича, как секретаря парткома знаменитой ленинградской бумажной фабрики Гознака пригласили на встречу с главным идеологом партии и страны Михаилом Сусловым. Секретарь ЦК КПСС нагрянул в Ленинград, где тогда жил Борис Кашурин, чтобы выступить перед народом и дать оценку советско-китайскому конфликту за полуостров Даманский. 

- Собрали нас всех, ветеранов, коммунистов, в Таврическом дворце, - рассказывает Борис Иванович. – Суслов с трибуны гневно обличил недавних китайских друзей, припомнил им, что СССР построил в Китае 1680 промышленных предприятий и пригласил на трибуну желающих высказаться по этому поводу. Вышел мой старый приятель, фронтовик Карасев и показал Суслову «китайский вопрос». 

– Вы, говорит, Михал Андреич, не можете подсказать нам, почему в нашей великой стране не научились еще делать нормальных холодильников, телевизоров, приемников? Суслов побледнел весь и как заорет: «А почему вы это у меня спрашиваете? Это я должен у вас спросить – почему вы, рабочие, не выпускаете эту продукцию». А Карасев парировал: «Так ведь у нас главенствует Госплан!». Но на этом Карасев не успокоился и задал Суслову вопрос: «Ты когда, ёпрст, коммунизм построишь, строитель?!»…

«Китайский вопрос» в Таврическом дворце тогда закончился скандалом. Всех ветеранов-коммунистов протянули по партийной линии и велели прикусить язык. Так, что люди, прошедшие горнило войны, и в эпоху всеобщего «одобрямса» не боялись сказать правду в глаза кому угодно, хоть самому «серому кардиналу» Кремля. Им бы сейчас помолодеть лет на тридцать…

ленинградский парфюмер

Родился Борис Иванович в 1922 году в небольшой деревеньке под Калининым (ныне Тверь). Его отца первого председателя местного колхоза застрелили во время коллективизации. Трое братьев и мать остались без кормильца.

- Тогда брат мамы, живший в Ленинграде, прислал письмо и предложил кому-нибудь из нас перебраться к нему, - вспоминает Борис Иванович. – Я переехал, поступил в Ленинграде в училище торговли, устроился продавцом в парфюмерный магазин. И вскоре вышло так, что завмага посадили и возглавить магазин предложили мне. А мне только исполнилось 18 лет. Проработал я заведующим недолго, что-то около года. Потом, одна наша постоянная покупательница, супруга военного комиссара, через своего мужа помогла мне поступить в военное училище. Все-таки я больше хотел стать военным, чем продавцом духов и одеколона. 

Только зачислили в училище, как грянула война. Нас, курсантов, первое время задействовали в самом Ленинграде. В Александровском саду мы рыли окопы, строили укрепления. Потом поступили в распоряжение коменданта города и дежурили по ночам, ходили в патрули.

задержанный Ворошилов

- На Ленинград фашисты совершали постоянные авианалеты, - вспоминает Борис Кашурин. - К тому времени нас передали в распоряжение Ленинградского фронта, которым командовал Ворошилов. Однажды, находясь в патруле, мы остановили три машины. Проверяем документы и смотрим – в салоне сидит сам товарищ маршал, командующий войсками Ленинградского фронта Ворошилов! В тот момент мы с сослуживцами сильно перетрухнули. Стоим растерянные. А Климент Ефремович нам говорит: «Товарищи курсанты, вы правильно поступили. Объявляю вам благодарность». Когда мы сдавали дежурство, то в штабе доложили о случившемся. Думали, что получим нагоняй. Но дежурный полковник нам также объявил благодарность. 

невская Дубровка

- Вскоре нас перебросили на Невскую Дубровку. С полной выкладкой, мы совершили марш-бросок от Колпино длиной в 110 километров. 

На Невской Дубровке я впервые увидел «Катюши» и их работу. Стоял паровоз, а на двух платформах – по установке «Катюша». Передний край был немного дальше, но просматривался. И вот эти «Катюши» как дали залп! Фрицы забегали, все вокруг горит. Я думаю: «Вот это техника!». Хотел посмотреть установки поближе, но платформы охраняли сотрудники НКВД и нас не подпустили близко. 

В ту же ночь, мы прокопали подход к Неве – траншею глубиной в человеческий рост. Но были глупые еще, окончив работу, вышли из траншеи, закурили. Немец, естественно, по нам открыл огонь. Видим - трассеры летят прямо на нас. Вот тут впервые я ощутил смерть – рядом со мной были убитые и раненые. Только тогда сообразили, что нужно не высовывая головы сидеть в траншеях и ждать команды.

В ту же ночь, нас стали переправлять на другую сторону Невы. 

…Недавно я видел по телевизору, что со дна Невы подняли танк КВ. А ведь он утонул на моих глазах. Его переправляли на понтоне, а немцы вели шквальный огонь по переправе. В воде выкупались все мы и утонул танк. Вода в Неве была ледяной. По ночам уже стояли морозы, но сама река еще не замерзла. 

Под утро появился старшина роты и спросил у командира роты: «Кто тут у вас в Неве искупался!». А он на нас показывает: «Вот эти пеньки. Они все сегодня плавали». Тогда старшина наливает в кружку спирт и протягивает мне. А я не пил вообще. Но старшина отдал приказ: «Пей!». Я выпил, и чувствую, как мне стало тепло, из-за шиворота пошел парок, значит, тело согрелось. 

Затем нам поставили боевую задачу занять станцию Мга. И если бы мы эту задачу выполнили – блокады Ленинграда не было. Но, увы, мы не справились. Немцы оказались сильней. Долбили нас по страшному. За неделю там выходила из строя дивизия. Оттуда было только две дороги – на тот свет и в госпиталь. К тому моменту я стал командиром отделения. Прежнему командиру на моих глазах оторвало ноги. И как сейчас он стоит в глазах – с оторванным ногами, пытается передвигаться при помощи рук, подпрыгивает так неловко, и просит нас застрелить его. Но умер он сам, от боли и кровопотери. Даже сейчас у меня волосы на голове шевелятся от этого эпизода.

Там тяжело ранило и меня. Накрыло осколками от снаряда в спину. Я как раз получал у старшины сухари. Запихивал их под шинель и как рубануло! Осколок перебил ремень, который улетел на несколько метров, а меня спас от смерти толстая курсантская подстежка под шинелью. Спасибо ребятам – третьекурсникам из военно-ветеринарного училища. Они хорошо умели перевязывать и оказали мне квалифицированную помощь.

Недавно, кстати, по телевидению выступал Путин. И он рассказал о своем отце, который, оказывается, воевал там же где и я, на Невской Дубровке. Отец Путина также получил ранение на Невской Дубровке и был отправлен в госпиталь. Потому и выжил. Может, мы с ним и были знакомы, сидели в одном окопе. Кто знает? Всех ведь не припомнишь…

После ранения меня и других раненых бойцов стали эвакуировать через Неву. Лодка шла под обстрелом, ее чуть не перевернуло, и я был весь мокрый. Удаляли осколок из спины мне в военно-полевом госпитале, после чего отвезли в Ленинград – в больницу имени Мечникова. Большая больница – 7 корпусов, вся была забита до отказа ранеными. И все – с Невской Дубровки. Мне целые сутки пришлось лежать на лестнице. Но зато потом меня всего вымыли, перевязали снова, и я в палате проспал больше суток.

Выздоравливал я медленно. Питание было крайне скудным, поэтому и выздоровление проходило тяжело. Очень много умерло в больнице раненых. В конце лечения меня зачислили в батальон выздоравливающих. И мы возили умерших на Пискаревское кладбище на Васильевский остров. Возили трупы на полуторках, укладывая штабелями. Мы их сваливали прямо в снег. Рыть могилы не могли. Только потом, весной, когда оттаяло и трупы стали разлагаться, все силы были брошены на рытье могил и захоронение. 

новогодние бои

- После госпиталя Борис Кашурин закончил школу младших командиров, участвовал в прорыве блокады Ленинграда. Потом бился с немцами на Карельском перешейке, участвуя уже в снятии блокады Ленинграда. Освобождал Выборг.

- Сняли мы блокаду, укрепили границу, и меня направили в 1-й Украинский фронт, - рассказывает Борис Иванович. – Вместе с 1-м Украинским оказался в Польше. В начале 1945 года началось большое наступление – Висло-Одерская операция. Вислу мы прошли по льду и стали на занятом заранее плацдарме искать офицеров. Но их не оказалось! Потом выяснилось, что многие наши офицеры, зная о большом наступлении, подло сбежали, бросив свои войска.

Страшными были бои на Висле. Они был густо замешаны на политике. Черчилль лично попросил Сталина оттянуть немецкие войска, которые зажали в клещи союзников, на себя. 

И мы оттянули, понеся огромные потери. 

плацдарм имени жены маршала Конева

- Потом взяли Краков, подошли к Одеру, мост через который был взорван. Кое-как наладили переправу. Перетащили технику, пушки. А немцев вокруг вообще не было, неизвестно куда делись. Мы-то малость и расслабились. А фрицы, оказалось, приготовили нам кровавую баню неподалеку от одного села. Как начали молотить авиацией, потом танками. Раздолбили нас очень хорошо – от полутора тысяч нас осталось 41 человек. Но мы «вляпались» чисто по дури. Даже не окапывались. Утюжили нас немцы ужасно, и если бы не «Катюши», то в живых не остались бы никого. Как только вдарили «Катюши» немцы побежали.

С этой ситуацией разбираться приехал сам маршал Конев. Командующий корпусом докладывает ему, мол, заняли плацдарм такой-то. Конев тогда окинул взглядом плацдарм как заорет: «Что это за плацдарм?! У моей жены п… больше чем твой плацдарм!». Не скупился, в общем, маршал на слова. Все офицеры после такого сравнения не знали куда деться. Им было страшно, и стыдно.

Маршал Конев приезжал разбираться не только по этому делу. В одном немецком городишке, или даже скорее поселке, произошло ЧП. Двух наших – офицера и рядового выкрали и повесили в городе. Конев после доклада об этом круто обошелся с немцами. После того как разведчики сняли казненных с виселицы, маршал отдал приказ стереть городок с лица земли. По нему вдарила артиллерия, которой было у нас очень много. Я не знаю, остался ли кто там живой. Когда мы проходили через разрушенный городок, мне стало страшно. По-моему там никто не выжил.

победа по «Голосу Америки»

- Потом Жуков напрямую пошел на Берлин. Мы же, коневцы, обошли Берлин с юга и остановились на Эльбе. С американцами встретится не довелось, а о Победе как раз я и узнал по трансляции радио «Голос Америки», которая с 1942 года вещала в противовес геббельсовской пропаганде. Правда тогда трансляции велись на английском, русская служба появилась лишь после войны.

Это было вечером 8 мая. В наш лагерь приехала агитационная машина, и ее водитель включил по репродуктору «Голос Америки», который и передал новость о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии.

После войны Борис Иванович вернулся в Ленинград. В мирное время, до самой пенсии он трудился на бумажной фабрике Гознака. В Липецк переехал в 1991-м, к сыну, служившему в авиацентре. 

Борис Иванович Кашурин награжден многими наградами, среди которых - Орден Отечественной войны I степени, Орден Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией». 

Никита ВОРОБЬЕВ