«На Курской дуге пришлось нелегко»

В преддверии 65-летия Победы мы продолжаем публикацию воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны. 

Ельчанин Владимир Степанович Сахаров один из немногих представителей поколения 1921 -1923 годов, кому удалось дожить до Победы (из каждых ста солдат 1921, 1922, 1923 годов рождения в живых остались только трое). Военная судьба Владимира Сахарова тем более удивительна, что ему, офицеру-пехотинцу, довелось участвовать в самых кровопролитных боях Отечественной – Курской битве, освобождении Белоруссии штурмах Кёнигсберга и Берлина. 

призыв в немецкую вотчину
- Родился я в 1922 году в Саратовской области, в городе Балашове, - рассказывает Владимир Степанович. – Закончил семилетку и надумал стать военным: как-то прочел в газете объявление о наборе в астраханское стрелково-пулеметное училище. Заявление на поступление в это училище я подал в конце апреля 1941-го. Война уже предчувствовалась, немец шагал по Европе. В мае меня вызвали на обучение и отправили в летний полевой лагерь, на карантин. Там и застала меня война. Тогда, вместо положенных двух лет, программу обучения сократили до 6 месяцев, и в училище я пробыл до декабря 1941-го.

- В конце 41-мне присвоили звание лейтенанта и направили в 280-ю стрелковую дивизию, которая формировалась в Сталинградской области. Так я стал служить в 3 батальоне 1035-го полка, который стоял в селе Унтендорф – селе поволжских немцев, неподалеку от Камышина. Помню, шел я в эту немецкую колонию пешком, по 41-градусному морозу. Мужчин-немцев в этой деревеньке практически не было, оставались всего несколько фройляйн, но отношение к ним у всех было хорошее. В Унтендорфе мне предстояло обучать новобранцев, и я целых три месяца занимался с молодыми солдатами. 

После этого нас собрали в Камышине, вручили красное знамя, погрузили в эшелон и повезли на фронт. Куда – нам не говорили. Помню эшелон ехал через мою родину, через Балашов, прямо мимо дома и я даже не смог передать привет родным через кого-либо. Поезд пролетел мимо…

Орловско-Курская операция
- Эшелон с фронтовым пополнением остановился где-то между Тамбовом и Мичуринском. Там нас высадили, и мы стали рыть укрепления. Выстроив полосу глубокой обороны, в июне 1942-го мы отправились на замену потрепанных войск в Орловскую область. Нам предстояло выйти на рубеж, где они остановились. А именно - в село Верховье. 

Бойцы фронтовых частей выходили по одному, по два человека, неорганизованно, а мы, свежие силы, их меняли. В «наследство» нам не оставалось никаких оборонительных сооружений. Вместо траншей какие-то наспех отрытые лунки. Бои были такие, что солдаты не успевали даже окапываться как следует. 

Первый приказ был – провести разведку боем, отбить у противника высоту, и захватить языка. На рассвете наш батальон пошел в атаку. Хорошего оружия у нас не было, шли с семизарядными винтовками, берданками 1891 года выпуска. Самое современное оружие, которое у нас было станковый пулемет «Максим» - не пулемет, а бревно, которое не стреляет. 

Противник нас обнаружил и накрыл шквальным артиллерийским и пулеметным огнем. Мы дошли только до линии проволочного заграждения, второй наш взвод нарвался на минное поле. В результате мы отступили, моя рота потеряла около 10 человек, трое наших минометчиков попали в плен к немцам. Таким трагическим и провальным было мое первое боевое задание. 

Потом, там же, в Верховье я был ранен. Замполита, который находился рядом со мной, убило, а мне пуля попала в пах. В госпитале лечился в Лебедяни (тогда я еще не знал, что после войны моя судьба будет связана с Липецкой областью). Через месяц вернулся в свою роту и продолжил воевать.

И как-то снова в Верховье звучит приказ: «Взять высоту и улучшить позиции». Мой взвод выдвинулся вперед всего батальона, пулеметчик нарвался на мину, но, несмотря на это мы захватили немецкий блиндаж. Блиндаж был огромный, укрепленный железнодорожными рельсами и шпалами, ни одна бомба не возьмет. Через день и ночь батальон вышел на мою позицию и тут мы уже стали крыть немцев огнем так, что они начали отступать.

чуть не сгубил «максим»-пулемет
- Как я уже говорил, пулемет «Максим», вошедший в историю как грозное и эффективное оружие, часто отказывал. Его нужно было постоянно охлаждать, заливать в кожух как в радиатор автомобиля воду. Этот пулемет однажды меня чуть не угробил.

Как-то мы снялись с рубежа Верховья и после марша вдоль фронта вышли на рубеж Ливн. Сходу, слившись с другими соединениями, прорвали оборону немцев в Ливнах, и пошли в наступление по направлению Щигры-Курск. На станции Слобода противник нас здорово контратаковал – и с флангов, и с фронта. Моего помкомвзвода убило, пулеметчика тоже, я лег за «Максим» и начал стрелять. Пули вылетали из «Максима» и ложились в пяти метрах. От кожуха пулемета валит пар как от самовара, он плюется пулями, а немец прёт и прёт. Мне бы конец там и пришел, но я заметил нашу танкетку и бросился к ней. Так я спасся, а танкетка из своего пулемета заглушила атаку фрицев. Так что «Максим» этот хорош только в фильме «Чапаев», в руках Анки. 

тяжелое ранение
- Наши части продвигались к Курску. В километрах в 6-8-ми от города, на нас налетели «Мессершмиты» и разбомбили вдребезги – побило людей, лошадей, зенитную установку на конной тяге. Конягу на моих глазах разрезало пополам как бритвой. Мы с комбатом ринулись бежать от зенитной установки, на которой «мессеры» сосредоточили огонь, а два самолета начали нас поливать из пулеметов. Пули били дождем! Как оба остались живы, я не знаю.

Только вроде бы все стихло, «мессеры» ушли, мы стали приводить строй в порядок, как истребители вернулись и ударили в тыл. Снова ливень свинца, кровь и смерть. Ранило осколком и меня - разнесло одну треть бедра и посекло лицо. Вместе со мной ранило и комбата. Но не очень сильно. Он перевязал голову и продолжил бой. Потом комбат Клименко стал Героем Советского Союза. Я же оказался обездвижен. Мой адъютант Щегловатых и боец Терещенко погрузили меня в пулеметную повозку и отправили в медсанбат. 

Лечился в госпитале где-то под Тамбовом я полтора месяца. Затем еще месяц пробыл в запасном полку, потом принял пулеметную роту и мы оказались на реке Друть, уже в Белоруссии, где провели в обороне 3 месяца. 24 июня 1943 в пойме реки Друть, после трехчасовой артподготовки начался прорыв немецкой обороны. Реку форсировали где-то около полудня и погнали немцев. Тот прорыв на Друь был одним из самых благополучных, полк понес минимальные потери, человек около двадцати. Спасало нас то, что места там торфяные и немецкие снаряды утопая в грунте, причиняли минимальный вред. Там на моих глазах погиб заместитель командира роты Бочаров. Мы шли с ним вместе, и его убил снайпер, попав прямо в висок. Мне, выходит, повезло. Ведь снайпер мог выбрать и меня…

форсирование Березины
- С боями мы двигались по Белоруссии. К реке Березине шли по болоту, за собой тащили 65-милиметровую пушку, пулеметы. Нас должны были поддерживать танки, но они по болотам не прошли. Так и оказались у реки без какой-либо поддержки, один на один с врагом. Но немцы, завидев нас, побежали. Все-таки советские войска уже показали свою мощь, фрицы были здорово напуганы и не геройствовали как раньше. 

На немецком берегу Березины стоял плот. Немцы его бросили, когда удирали. Тогда я предложил бойцам моей роты, переплыть Березину с катушкой связи, чтобы при помощи провода притащить плот к нам. Желающих не было. Мне пришлось приказать бывшему партизану Ледовскому и рядовому Хрыкову раздеться и выполнить задание. А что делать? Когда ребята были в воде, в небе появились «мессеры» и обстреляли пловцов. Но не попали. В результате Ледовский и Хрыков блестяще справились с заданием. Привели к нам плот, и началась переправа. Первыми на плот погрузились сорок человек и наша пушка. После того, как я отправил плот, ко мне подошли комбат Маркин и замначштаба Сухоняев и попросили назвать фамилии парней, пригнавших плот. Так как Ледовский и Хрыков первыми форсировали Березину, обеспечили переправу и выполнили такое тяжелое и опасное задание их удостоили звания Героев Советского Союза. Меня за идею наградили орденом Красной Звезды.

После Березины наши войска разбили Минско-Бобруйскую группировку немцев. Наша дивизия участвовала в ее окружении. Сжимая кольцо, мы сами дважды попадали в окружение. Даже штабы полка и батальона оказывались в кольце. Это были одни из самых страшных боев, я уже думал, что не выживу. Но все атаки фрицев мы отразили. 

Потом была Польша. Там я еще раз должен был погибнуть. Как-то немцы начала минометный обстрел прямо из леса. Крыли так, что земли и неба не видно. Тут им стали отвечать наши минометчики и мы бросились добивать немцев в лес. В лесу мы попали под минометный обстрел наших же. Много своих полегло. На моих глазах изрубило на куски комбата Маркина, а я опять выжил. 

Владимир Степанович Сахаров участвовал в ожесточенных боях за Кёнегсберг. Дошел до Берлина, где и закончил войну. Владимир Сахаров награжден двумя орденами Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За взятие Кёнегсберга», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и многими другими.

После войны Владимир Степанович Сахаров продолжил службу в вооруженных силах. Служилв различных частях, и соединениях. Долгое время жил во Владимире, служил в штабе гражданской обороны. Потом переехал в Елец к сыну, где и живет до сих пор. 

Никита Воробьев