Общество
3322
22.03.2010 15:17

Эвакуированное детство

В преддверии 65-летия Победы мы продолжаем публикацию воспоминаний современников и участников Великой Отечественной войны.

В преддверии 65-летия Победы мы продолжаем публикацию воспоминаний современников и участников Великой Отечественной войны.

В 1942-м, обычная липецкая школьница Лидия Тихонова вместе с родителями оказалась в эвакуации на Урале. Там она потеряла отца, пережила голод. 

«Сейчас трудно поверить в собственные детские воспоминания. В тот ужас, что мы пережили в годы войны. Мы не видели врага, мы не находились на оккупированных территориях, но хлебнули горя с лихвой», - говорит Лидия Тихонова.

Липецк в годы войны находился в прифронтовой полосе. Немцы бомбили город всего лишь несколько раз, но война обожгла судьбы тысяч липчан. Детство Лидии Тихоновой закончилось с первой бомбой упавшей на ее родной поселок Свободный Сокол. 

– Мой отец, Константин Николаевич, коренной ленинградец, приехал в Липецк в начале 30-х годов специально для работы на металлургических заводах, - вспоминает Лидия Константиновна. - Высококлассный токарь, фрезеровщик, слесарь, он работал в механическом цехе завода «Свободный Сокол». Его постоянно привлекали для устранения различных неполадок практически все предприятия города. 

бомбардировка Сокола
- Само начало войны я помню плохо, мне было всего 10 лет, - продолжает рассказ Лидия Константиновна. - Вспоминается только чувство тревоги и горестные лица взрослых летом 1941-го. И еще папа стал работать в две смены, так как большинство рабочих сокольского завода с первых дней ушли на фронт. На войну отца не брали, так как еще в юности на охоте ему прострелили правую руку, и у него не было указательного и среднего пальцев. Но он здорово выполнял любую работу левой, и тремя оставшимися пальцами правой руки, о чем свидетельствовали звания передовика производства и стахановца.

Сокольский завод работал в три смены, круглосуточно. С начала война завод стал выполнять военные заказы – делал минометы, гранаты, окопные печи, противотанковые ежи, восстанавливал боевую технику.

- Война осознанно начала откладывать свои страшные страницы в памяти с бомбардировки немецкими самолетами сокольского завода, - вспоминает Лидия Константиновна. - Это произошло ближе к осени 1941-го. Папа был на работе, мама ушла за молоком для моих младших брата и сестры. Нас она заперла в доме на ключ. Вдруг раздался грохот, все вокруг затряслось, посыпались стекла в окнах нашего дома, который стоял неподалеку от завода. Мы закричали... Как потом рассказывал папа, он в это время работал на станке. После бомбежки в цехе ударной волной разбило окна, он, поняв, в чем дело тут же бросился домой. Как сейчас стоит в глазах: папа открывает дверь, весь бледный, мы кидаемся к нему, плачем. Он гладит нас по голове, успокаивает. Как стало известно потом, целью немецких самолетов была доменная печь, но бомбы взорвались неподалеку, на эстакаде. Фашисты пытались уничтожить и железнодорожный мост станции «Чугун-1». Но тоже промахнулись. 

После первой бомбежки неподалеку от завода, в районе нынешней улицы Газина, и в сокольском парке были установлены зенитные орудия. А сам завод начали готовить к эвакуации. Уже в ноябре 1941-го основное оборудование начали вывозить на Урал, в Златоуст и Чусовой. После разгрома немцев под Москвой и освобождения Ельца часть оборудования вернули назад. Летом 1942-го, завод снова пришлось эвакуировать, так как немцы вошли в соседний Воронеж.

- Еще один эпизод, связанный с военной действительностью врезался в память, - рассказывает Лидия Константиновна. – В здании на нынешней улице Ушинского, 8, где позже располагалась спецшкола ВВС, был военный госпиталь. Однажды я вместе с другими детьми попала на концерт, который местная самодеятельность специально проводила для раненых. И вот я вижу полный двор раненых, кто с перебинтованной головой, кто с ранениями в руку, ногу, кто вовсе без ног. Все смотрят концерт с радостными лицами, а мне страшно. Я смотрю на солдат и плачу. Уже чуть позже, нас, школьников, стали привлекать в этот госпиталь для помощи врачам и медсестрам. Мы стирали бинты и убирали в палатах, выступали для раненых с небольшими концертами.

эвакуация 
- Наша семья отправилась в эвакуацию летом 1942-го, - вспоминает Лидия Константиновна. – Эшелоны для оборудования загоняли по железнодорожной ветке прямо на территорию завода. Людей сажали в отдельные вагоны. Ехать предстояло в Молотовскую (ныне Пермская) область, в город Чусовой. Это был ужасный путь длиной в два месяца. Наш эшелон гоняли чуть ли не по всей России, так как немцы бомбили железную дорогу и станции и мы часто подолгу ждали восстановления путей, или поезд вели в обход разрушенных участков. Попадали под бомбежки и мы. В первый раз оказались под бомбами только отъехав из Липецка. В Грязях я впервые увидела немецкие самолеты. Поезд стоял на станции и вдруг они появились в небе, причем очень низко, так, что четко различались черные кресты. Налетали на эшелоны на бреющем полете, бросали бомбы, расстреливали из пулеметов. Мы даже не успели выскочить из вагона, чтобы забраться под него, как сделали многие, мы просто попадали на пол. После налета всю станцию Грязи заволокло черным дымом, что-то горело. Потом я видела конные подводы, на которых увозили раненых. 

Второй раз под бомбежку наш эшелон угодил в Лисках. Та же картина, черные кресты, разрывы бомб, дым, мы с братом и сестрой ревем во весь голос, папа и мама закрывают нас своими телами. Но, там же, в Лисках, где мы стояли очень долго, произошло то, что всплывает в памяти на протяжении всей моей жизни. На соседних путях стоял эшелон с эвакуированными ленинградцами. Папа ходил по вагонам, пытался найти кого ни будь из ленинградских родственников, но, слава Богу, там никого не было. Смотреть на ленинградцев было просто страшно - живые скелеты. Общаясь с ними, они рассказывали страшные истории из жизни, о голоде, как съели всех собак и кошек, крыс и мышей. Но, и в эвакуации им тоже мало чем могли помочь. В эшелонах, как правило, после долгого пути у людей тоже не было ничего из еды. Мы уже сами начинали голодать. И вот однажды, когда наш эшелон уже прогревался, чтобы отправится в путь, из ленинградского вагона выполз изможденный мужчина. Он ползком направился к нашему эшелону, и прямо под нашим вагоном положил голову на рельсы. Было ясно, что человек уже не мог выносить ужас и пытался покончить жизнь самоубийством. Следом за ним, поползла из вагона женщина. Видимо его жена. Мужчина уже положил голову на рельсы, а женщина попыталась его оттащить. Но сил у нее не было, и тогда она тоже положила голову на рельсу. Поезд же, вот-вот должен был тронуться. Из нашего вагона вышли люди и оттащили ленинградцев. 

чусовой
- Наконец-то эшелон, после долгого пути прибыл в Чусовой. Нашей семье выделили комнатку в каком-то бараке, папа стал ходить на работу на местный металлургический завод. Маленький городок кишел людьми, сюда прибывали эвакуированные со всей России, Украины. Рядом с нами жили и одесситы, и из Донецка, из Ленинграда. Кроме того, вокруг города располагалось несколько лагерей для заключенных. Естественно, в городе продовольствия не хватало. Продукты, в основном один хлеб и картофель выдавали по карточкам. В день на рабочего полагалось по 200 граммов хлеба и чуть меньше на каждого члена семьи, то есть иждивенцев. В принципе, город стоял на пороге голода. Но мой папа, человек мастеровой, как-то выкручивался, чтобы нас прокормить. Он в нерабочее время успевал кому-то что-то чинить, делал ложки, ножи, гребешки. И несколько картофелин и краюха хлеба у нас всегда были на столе. Но город бедствовал. Каждый день случались грабежи, убийства. Главной целью грабителей было продовольствие. Помню случай: один молодой парень из-за карточек на 1 кило 200 граммов хлеба зарубил топором всю свою семью – мать и двух сестер. Глава семейства в это время воевал на фронте. 

арест отца
- Относительное благополучие в нашей семье длилось недолго, - вспоминает Лидия Константиновна. – Через несколько месяцев отца арестовали. Никакой политике в его действиях не было. Он пострадал из-за своей вредной привычки. Папа курил, и сильно страдал, когда не было табака. Он мог ничего не есть сутками, но без махорки не мог. А в то время в Чусовом можно было раздобыть махорку у заключенных, находившихся в пересыльном пункте. На окраине города располагался временный лагерь под открытым небом, обнесенный всего одним рядом колючей проволоки, и охраняемый несколькими солдатами. В нем ждали своей участи дезертиры, бойцы, попавшие в окружение, бывшие пленные. У них всегда был табак. Откуда он у них появлялся, я не знаю. Но, курящие ходили к этому лагерю, и через охранников выменивали у них махорку. Несколько раз и мой папа сходил туда за табаком. Но вскоре такой обмен был пресечен а те, кто в нем участвовал -  арестованы. Однажды, к нам в дом пришли двое сотрудников НКВД. Папу арестовали, сказав маме, что он общался с дезертирами-предателями. Больше мы его не видели. Что с ним случилось, осудили ли его или нет, расстреляли ли, мы об этом так и не узнали. После войны мама пыталась узнать его судьбу, но ей этого не удалось.

После ареста отца наступила нужда. Мы стали голодать по-настоящему. Если за день нам перепадала картофелина, это был праздник. Эту картошку мы тщательно мыли, терли прямо вместе с кожурой, мама варила из нее какой-то кисель, и как врач в больнице, по ложечке давала мне, сестре Зое и брату Толе эту картофельную болтанку. Вскоре мы стали походить на тех ленинградцев, которых видели в поезде в Лисках. Как тогда выжили, я даже не знаю. Мама устроилась на работу только через несколько месяцев. И устроилась на овощную базу. Это и спасло нас от голодной смерти. 

спасли от голода мороженные «чипсы»

Овощная база представляла из себя открытую площадку, на которой хранился в гуртах картофель. Все овощи - перемороженые, но городу и это было за счастье. Кстати, овощную базу охраняли не хуже чем местные лагеря, а в качестве зарплаты рабочим выдавали по несколько таких мороженых картофелин в день. Однако, те кто там работал, а это были одни женщины, нашли способ проносить картофель через охрану и спасать тем самым свои семьи. Женщины картофель нарезали тоненькими дольками, типа нынешних чипсов, приклеивали к ногам, и одевали поверх чулки. У моей мамы после той работы, спасшей нам жизнь, от мороженых «чипсов» всю жизнь болели ноги. 

Так прошли два года в эвакуации. Многие сокольские рабочие вернулись в Липецк сразу после того, как немцев отбросили от Воронежа. Мы же оставались в Чусовом. Почему-то комендант города не давал маме разрешения на возвращение в Липецк. А без него никто выезжать не мог.

домой
- Только летом 1944-го мама добилась разрешения на выезд из Чусового. Эшелона, который следовал бы в Липецк, не предвиделось, основная масса оборудования и рабочих давно уехали. Мы двинулись в путь на «перекладных». Через пол страны. Помню, как мама, с нами, тремя детьми, выпрашивала на каждой станции место в эшелонах. Зачастую ей отказывали, так как все поезда были переполнены донельзя. С горем десять пополам, мы как-то преодолели половину пути, и тут случилась беда – в одном из эшелонов у мамы украли карточки на хлеб, которые нам дали в Чусовом перед отъездом. Я не знаю, как мы выкрутились. Помню только, что не ели по несколько дней, пока добрые люди, не узнав о нашей беде, не поделятся кусочком хлеба или картофелиной. Такая детская картинка стоит в глазах: сидим на перроне какой-то станции, ни денег, ни карточек, мы с мамой тихо плачем, брат с сестрой обнимают, успокаивают, и вдруг, проходящая мимо старушка, достает из узелка кусочек белого хлеба и маленькую головку сахара и протягивает нам. Какое это было счастье!

Наконец-то добрались до Грязей. И такое чувство близости дома охватило, что не передать. Даже не стали ждать попутного транспорта, а так, по путям, за несколько часов, потихоньку дошли до Сокола. Вышли на площадь, которая сейчас называется Заводская, и мама разревелась. Ведь уезжала она с мужем, а вернулась без него. А тут же, на площади гудит базар, на прилавках чего только нет. 1944-й год, наши войска уже гнали немца на Запад и прифронтовой Липецк потихоньку оправлялся от войны. Жители окрестных деревень, Сселок, Ситовки, Ильино, Никольского, свозили на базар молочную продукцию, всякие соления-варения. Мы же на Урале даже забыли как что выглядит. От такого изобилия продуктов закружилась голова. И, помню, идет по базарчику старенькая бабушка, в руках у нее консервная банка, она протягивает руку к прилавкам, и просит у торговцев поделиться. Ей, кто положит туда ложку сметаны или творога, а кто и отгоняет, ругаясь…

Жизнь наладилась еще не скоро. Победу встретили радостно. Ликовал весь сокольский поселок. Начали потихоньку возвращаться фронтовики. Но далеко не все. Многие из мужчин-соседей погибли. Потом был голод 1946-го, тоже пришлось несладко, помню, как пекли хлеб из лебеды, готовили варево из крапивы. Но все преодолели. Сейчас, оглядываясь назад, в прошлое, становится страшно – как могли все это вынести, откуда брались силы?

После войны Лидия Константиновна окончила школу, учебу в которой прервала война и эвакуация, вышла замуж, переехала в Новосибирск. Потом вернулась в Липецк, работала на заводе «Свободный Сокол». Свой рассказ она заключает словами: «Ничего особенного в моей жизни нет. Такая доля выпала не на одну мою семью, хлебнуло горя всё поколение военных лет».

Никита Воробьев

0
0
0
0
0

Комментарии

Написать комментарий
Как гость
Нажимая на кнопку "Опубликовать", вы соглашаетесь с правилами.