О начавшейся войне Иван Дмитриевич Галкин узнал, как он сам выражается «одним из последних в стране». Летом 1941 он находился в командировке в Воронежской области. До станции, где работал Галкин, доходили невнятные слухи о начавшейся войне, но им никто не верил. Немцы уже бомбили Воронеж, но «это были всего лишь слухи». Подтвердились они, когда в небе над селом появился самолет с фашистскими крестами…

- Родился в селе Липовка Добровского района, в 1924 году, - рассказывает Иван Дмитриевич. – В 1932-ом мой отец отказался вступать в колхоз, и наша семья перебралась в Липецк, на Сокол. Отец работал на строительстве ТЭЦ завода «Свободный Сокол», работал на монтаже трубцеха №1. Жили мы в землянках, в районе нынешней улицы 40 лет Октября. После семилетней школы я поступил на работу на военный завод №61, на базе которого позже появился нынешний ЛТЗ. Там накануне войны изготавливали небольшие бомбы. Тогда и поселок тракторостроителей носил совсем другое название - Соцгородок.

Крупных заказов на оборонном предприятии Липецка не было, и рабочих часто направляли в командировки. Бригаду, в которой трудился 17-летний Николай Галкин послали в Семилукский район Воронежской области, на станцию Латное, где располагался небольшой завод. Там Иван Дмитриевич и столкнулся с войной лицом к лицу.

бомбёжки
- Как потом оказалось, наши истребители вступили в небе над Воронежем в бой с немецкими самолетами, - вспоминает Иван Дмитриевич. – Один из них, уходя от преследования, начал избавляться от бомбового запаса, чтобы налегке быстрее скрыться. И как раз на пути его отхода возникла деревня Латное. Наверное, чтобы не пропадать «добру» фашист стал скидывать бомбы на село. А мы, еще не понимая в чем дело, смотрим, как на нас сверху летят какие-то черные точки, и кто-то говорит: «Это листовки сбрасывают». Один из наших, мужчина намного старше нас, видимо понял, в чем дело, стал убегать в сторону от села с криком: «Уходите, будут вам сейчас листовки!». И тут начался ад. Взрывы, визг осколков. Последняя бомба взорвалась метрах в пятидесяти от нас. Слава богу, тогда никто не пострадал.

Тут мы поняли, что идет война. Мы побросали в Латном все, двинули пешком до Семилук, переправились через Дон, дошли пешком до Воронежа и уже оттуда на рабочем поезде доехали до станции Чугун-2, откуда, опять же, пешком я пришел домой на Сокол. Уже на следующий день я и другие ребята, мои друзья и коллеги, пришли в нашу контору, где нам сообщили, что нас на фронт не пошлют, так как наложена «бронь» и нужно собираться в эвакуацию вместе с предприятием. Но, какая эвакуация!? Мы тут же написали отказ, и стали просится на фронт. Но, на фронт меня не отправили, а от военкомата послали учиться на шофера. Курсы я так и не закончил, права не получил. В 1942-ом, меня, все еще призывника, отправили в Тамбовскую область, под Мичуринск, на станцию Кочетовка. Там формировались воинские эшелоны. Стояли платформы с танками, было много эвакуированных. Шум, гвалт. Как-то с ребятами мы зашли к девушкам – диспетчерам станции. Одна из них вдруг посоветовала нам уходить из Кочетовки, говоря, что такая крупная станция со скоплением людей, цистерн с горючим и вооружений, не может не привлечь немецкую авиацию. И как она оказалась права! Мы с ребятами ушли на несколько километров от станции, расположились на ночлег в стогах и тут началось. Немцы бомбили Кочетовку всю ночь, рвались цистерны, зарево от пожарищ на все небо мы наблюдали с расстояния в несколько километров.

Пешком призывники добрались до Тамбова. На фронт их все еще не отправляли, а отрядили на работы. Но, молодежь рвалась бить врага и устроила бунт. Неслыханный поступок по тем временам, однако, им повезло – репрессий удалось избежать. Ребят из призывной команды направили в 353-й стрелковый полк под Владимиром, где стали обучать премудростям службы в пехоте. Здесь Иван Дмитриевич пробыл до 1943 года.

- Нас обучали стрельбе, рукопашному бою, мастерству штыковых атак, прохождению полос препятствий и форсированию рек, - вспоминает Иван Дмитриевич. – На фронт уходил выпуск за выпуском, ушли москвичи, вологодцев сразу бросили под Сталинград, где большинство и полегло, а мы все сидели на месте. Это очень тяжело. Когда все бьют врага, сидеть сидьнем для нас было невыносимо. Да еще после выпуска оставили готовить других бойцов, ну что за невезенье!

Но наконец-то нас отправили воевать, это уже был 1943-й. Нас ждал Ленинград.

где-то между Ленинградом и Москвой

- Фронт для меня начался с комичного случая. Прежде чем попасть в Ленинград, нашу часть пропустили через фильтрационный пункт в известном сейчас по песням городке Бологое. Все что там фильтровали, так это вшей. Забрали у нас всю одежду и сидим мы, абсолютно голые, ждем, когда одежду прожарят. И вдруг начинается авианалет! Мы, как есть в чем мать родила бегом кто-куда, полями-огородами. Налет окончился, с нас пыл спал, и мы возвращаемся, несколько человек, прикрываясь ладошками. А тут, как на грех женщины… Веселушки оказались, и давай над нами издеваться, смеются, кричат: «Мужички! Давайте к нам, наши-то на фронте, давно мы голых мужиков не видели!»…

- И снова наступило томительное ожидание чего-то. Фронт не фронт, несколько месяцев мы провели в тягостном ожидании, что наконец-то нас пошлют на боевые задания. Опять обиды на командование, ведь как же – все бьют фашиста, а мы бездельничаем. Удивлялись, как так, миллионы людей гибнут, а мы никому не нужны. Но, наконец-то отправили в Ленинград. Обучение пехотинскому делу ни грамма не пригодилось, потому, что мне пришлось стать зенитчиком. Привезли нас в Ленинград, уже освобожденный, но частичная блокада города еще оставалась. Определили меня в зенитную часть, стоявшую на охране завода имени Кирова, (бывший Путиловский завод). Это был уже февраль 1944-го. До окончательного снятия блокады оставался почти год, а в то время, немцы еще ожесточенно бились за город на Неве. На Ленинград было страшно смотреть, разбитые от бомбежек и уничтоженные пожарами дома, заклеенные крест-накрест окна. На улицах малолюдно. Да и те, кого встретишь – словно тени. Ленинградцы походили на живые скелеты.

Попав в 1-ю батарею 1-го зенитного дивизиона, стал осваивать новую военную специальность. Учиться приходилось на ходу. Немцы то и дело устраивали налеты на завод, мы отбивались. Мой расчет управлял 40 миллиметровым американским орудием, поставленным по ленд-лизу. Это чудо военной техники! Управлялось оно дистанционно, с помощью электродвигателя. Рядом с орудием только заряжающий и стреляющий, а наводчики на расстоянии. Только в небе появлялась немецкие самолеты, начиналось такое, что они потом, видимо, долго жалели. Подбили мы их не один и не два, и не три. Но кто и из каких орудий, конечно, никто не выяснял.

станция Морозовка

- После полного снятия блокады, направили нас на станцию Морозовка, - вспоминает Иван Дмитриевич. Недалеко от Шлиссельбурга и Петрокрепости. – Мы охраняли железнодорожный мост. По одноколейке шли поезда с продовольствием в голодный Ленинград. Это была очень странная дорога, таких я потом ни разу за всю жизнь не видел. Ее делали наспех, чтобы накормить ленинградцев, укладывая на сваи. Поезда шли очень медленно, их можно было обогнать пешим маршем, а само полотно раскачивалось из стороны в сторону.

Однажды, наши самолеты возвращались с задания. Все боеприпасы истратили по целям, а немцы, зная это, послали на их преследование один «Юнкерс» и пару «Мессершмитов». Летчикам никак не удавалось сбросить их с хвоста. Мы открыли заградительный огонь. Немцы заметили нашу батарею, и все внимание переключили на нее. Началась жестокая атака с воздуха. Досталось нам по первое число. Меня в том бою сильно контузило. Так, что по сей день, спустя более чем 65 лет, контузия дает о себе знать. От госпиталя я отказался, и месяц провел при медпункте нашей части. Наверное зря. Та контузия преследует меня всю жизнь.

победа

- В 1945 году, после Ленинграда нас перебросили в Горьковскую область, город Гороховец. В так называемые Гороховецкие лагеря передислоцировали многие воинские части, для дальнейшего формирования. Там, наконец-то, я доучился на водителя, получил права. Мне дали грузовой «Студебекер», на котором я и встретил Победу.

В марте 1945 нас отправили в Москву. Стояло подразделение неподалеку от Даниловского рынка, и мы готовились к первомайскому параду. Наши войска были уже на подступах к Берлину, и я рассчитывал, что сразу после парада снова уйду на фронт. Но вышло все иначе. 1 мая 1945-го я первый раз проехал по Красной площади, видел на трибуне Сталина, Молотова, Кагановича, Малиновского, и прочих вождей. Потом нас вернули в Гороховецкие лагеря, и тут же, обратно, в Москву.

9 мая в составе колонны нашей части мы двигались по Ногинску. Вдруг на подножку моего «Студера» вскакивает боец без одной руки, другой рукой начинает обнимать, целует и плача кричит: «Победа! Война окончилась!».

А потом, больше месяца в Москве мы готовились к самому важному параду – Параду Победы, который состоялся 24 июня 1945-го. И снова я проехал по Красной площади, и снова видел Сталина и всех вождей. На Васильевском спуске нас встречали москвичи, забрасывая цветами.

7 ноября 1945-го Иван Дмитриевич принял участие в третьем своем параде на Красной площади. Затем до демобилизации в 1947-ом служил в Белоруссии, вернулся в Липецк. До 74 лет ветеран войны и труда проработал сварщиком в ЮВЭМ.

Сейчас у него одна мечта – принять участие в 4-ом в своей жизни параде на Красной площади, куда его пригласили и даже сняли мерки на пошив специальной формы «от Юдашкина». Однако, пока ветеранам о предстоящем 9 мая параде говорят как-то невнятно. Даже ходят тревожные слухи, что поездку могут отменить.

- Если организованная поездка по тем или иным причинам сорвется, я поеду в Москву за свой счет, на поезде, - говорит Дмитрий Галкин. – Я служил со многими москвичами и надеюсь, кого ни будь встретить из однополчан.

Никита Воробьев

ветераны